Изд. 2-е, доп. М., «Московский рабочий», 1975, 352 с.
Моим однополчанам, воинам 1-й гвардейской Чортковской, дважды ордена Ленина, Краснознаменной, орденов Суворова, Кутузова и Богдана Хмельницкого танковой бригады посвящаю.
Автор
На карте — Орел
Самопожертвование
Оптуха
Рейд Александра Бурды
НА КАРТЕ — ОРЕЛ
В конце сентября бригада Катукова перебазировалась под Москву.
Здесь спешно вооружался 2-й танковый батальон, получивший после капитального ремонта легкие танки БТ-7 и БТ-5. Танкисты, мечтавшие о «тридцатьчетверках», разочарованно говорили:
— Опять эти «бетушки»! Они же горят, как спички.
— Сколько их потеряли на Украине!
— Эх, незадача, не их мы ждали!
Комбат Рафтопулло ободрял:
— Ничего, братва, не сомневайтесь, и «бетушки»—старушки в сочетании с «тридцатьчетверками» послужат на славу!
2 октября по тревоге подняли всю бригаду — грузиться в эшелоны, ехать на фронт.
При погрузке присутствовал член Военного совета бронетанковых войск Красной Армии. На прощание он сказал, что мы отправляемся выполнять ответственейшее задание — не допустить врага к Москве, и добавил:
— Вы побывали в переделках. Биты и учены. Мы верим в вас. И верим в то, что из боев вернетесь гвардейцами.
Несколько эшелонов один за другим ушли со станции в ночную тьму. По крышам вагонов, по броне танков, брезенту, укрывавшему зенитные орудия, барабанил частый осенний дождь. Необычным поездам железнодорожники предоставили «зеленую улицу». Эшелоны ненадолго останавливались лишь для того, чтобы набрать воды и угля, а затем снова на всех парах, минуя полустанки, города и села, мчались к фронту.
В штабном вагоне разбирали карты. Но ни Катуков, ни его помощники не знали в тот вечер, что два дня назад Гитлер, собрав огромные силы, поставил задачу закончить войну до наступления зимы. В приказе по Восточному фронту с обычной самоуверенностью он писал:
«За несколько недель три самых основных промышленных района большевиков будут полностью в наших руках. Создана наконец предпосылка к последнему огромному удару, который еще до наступления зимы должен привести к уничтожению врага. Все приготовления, насколько это возможно для людских усилий, уже окончены... Сегодня начинается последнее, большое, решающее сражение этого года».
Не знали танкисты и о том, что гитлеровским полчищам удалось прорвать нашу оборону, что войска Западного, Резервного и Брянского фронтов переживают тяжелейшие дни.
...Вечером 3 октября первый эшелон прибыл на станцию Мценск. Началась разгрузка.
Незнакомый город, без огней, без уличного шума и движения, лежал внизу, в долине реки Зуши. На высоком берегу темнели силуэты колоколен. Казалось, все притаилось в ожидании грозы.
Ни на станции, ни в городе не было никаких воинских частей. Ночью на шоссе за городом Катуков встретился с командующим Орловским военным округом А.А. Тюриным, который вместе со своим штабом направлялся в Мценск. Тюрин знал твердо только одно: фронт прорван, немцы в Орле.
Позже об этом же доложили и разведчики бригады.
В ту же ночь из Москвы приехал на автомашине генерал Д.Д. Лелюшенко, назначенный командиром 1-го гвардейского стрелкового корпуса. Он обрадовался, увидев в пристанционном скверике бригадный штабной автобус и разгружаемые танки. 4-я танковая была первой частью, прибывшей в Мценск, остальные находились еще далеко от фронта, и комкор не знал, когда они прибудут. На всем пути от Москвы до Мценска Лелюшенко не встретил никаких войск. Лишь в Туле он поднял по тревоге артиллерийское училище.
До Орла, занятого врагом, оставалось всего шестьдесят километров.
— Какое ваше решение? — спросил комбрига Лелюшенко.
— Высылаю к Орлу две танковые группы с мотострелками, — ответил Катуков. — Одна двинется по шоссе, другая — левее с задачей выйти к юго-восточной окраине города. Пощупаем противника с двух сторон. Постараемся его задержать.
— Хорошо, — одобрил генерал. — Вся надежда на ваши танки. Ох, как важно задержаться на этом рубеже! Хотя бы на несколько дней.
САМОПОЖЕРТВОВАНИЕ
Утром 4 октября группа из тринадцати танков Т-34 и КВ вышла из Мценска по шоссе к Орлу. Возглавил ее комбат Василий Георгиевич
Гусев.
Двигались медленно, осторожно, высылали дозорных. Разведчики, проделавшие этот путь ночью, все доложили правильно: до самого Орла противник не встретился.
Шли с закрытыми люками. На броне устроились стрелки авиадесантной бригады, которая также прибыла к Мценску.
И вот вдали показался Орел. Путь в город пересекала железнодорожная насыпь с виадуком над шоссе. За виадуком поднимались в серое небо черные столбы дыма — результат недавнего налета наших бомбардировщиков.
Танкисты порадовались этой картине.
— Вот это дело, — говорили они, — так воевать веселее.
Гусев приказал экипажам замаскировать танки в придорожных кустах. Обстановка в городе была неясной. Помня наказ Катукова не лезть на рожон, комбат выслал вперед взвод младшего лейтенанта Олейника.
Три танка вышли к городу. Впереди двигалась «тридцатьчетверка» старшего сержанта Андрея Петрова. На пустынной дороге ни машин, ни войск. Вдруг танкисты увидели — недалеко от виадука немецкие солдаты вытаскивали из грязного кювета застрявший грузовик. На приближающиеся танки солдаты не обратили никакого внимания, приняв их, видимо, за свои.
— Придется им разъяснить обстановку, — сказал Петров.
Подойдя к гитлеровцам совсем близко, он расстрелял их из пулемета. В ответ с обочины шоссе выстрелило по его машине противотанковое орудие. Петров ударил из пушки. Орудие замолчало. Затем он увидел тягач, вытаскивающий на шоссе еще одно противотанковое орудие. Открыть огонь оно не успело: Андрей расстрелял и тягач и прислугу.
Устранив эту преграду, танк Петрова прошел под виадуком и скрылся в густом дыму пожаров. За ним устремились на окраину города «тридцатьчетверки» Лещишина и Олейника.
Неожиданное появление советских танков в городе застало фашистов врасплох. Их пехотинцы разбежались кто куда, бросив автомашины. Сбежали некоторые расчеты орудий и прислуга тягачей. Пользуясь замешательством врага, экипажи с коротких остановок уничтожали противотанковые орудия, тракторы, автомашины. Но гитлеровцы располагали огромным превосходством, и их замешательство быстро прошло. Обстановка осложнилась. Гусев, расспросив Олейника по радио, что творится в Орле, приказал ему возвращаться. Наши танки повернули назад.
Фашисты, оправившись от шока, спешно бросили в погоню за ними свои танки, которые открыли огонь по нашим смельчакам. Одним из вражеских снарядов был поврежден двигатель машины Петрова. Олейник приказал экипажу Лещишина буксировать поврежденный танк товарища, а сам встал на прикрытие. Действуя хладнокровно, четко, он уничтожил фашистский танк, стрелявший по машине Петрова, и расстрелял второй как раз в ту минуту, когда тот выдвинулся из переулка и разворачивал свой ствол на танк Лещишина. Олейник, выискивая цели, зорко всматриваясь в окружающее, мучительно беспокоился, удастся ли его друзьям выйти из зоны обстрела. Вот он заметил: к танкам Петрова и Лещишина пробирается группа вражеских автоматчиков. Один из нетерпеливых размахнулся и бросил гранату. Она не достигла цели. Олейник расстрелял автоматчиков из пулемета.
А тем временем члены экипажей, выскочив из машин, зацепили тросом танк Петрова, под обстрелом медленно двинулись по шоссе на исходные позиции. И Петров и Лещишин слышали сзади яростную перестрелку, но ничем не могли помочь экипажу Олейника, который, спасая их, принял огонь на себя.
Каждый из них поступил бы так же.
На командном пункте Гусева с нетерпением ждали возвращения танков из города. Гитлеровцы, видимо встревоженные дерзким нападением, подняли в небо самолеты. Несколько раз они низко пролетали над северо-восточной окраиной, над шоссе и, сбросив бомбы, не причинив танкистам вреда, ушли обратно.
Вскоре прибыли танки Лещишина и Петрова. У комбата немного отлегло на душе.
— Ну как? Что там? — посыпались вопросы.
— Бьет напропалую! — огорченно произнес Андрей Петров. — Чувствуется, что и пушек и танков у них хватает.
— Где же Олейник? — спросил Гусев.
— Остался сзади, — ответил Андрей. — Он нас прикрывал. Если бы не он, нам не выбраться.
Потянулись томительные минуты ожидания. Вот-вот должен показаться Олейник. Прошло десять, двадцать минут, полчаса. Олейник не появлялся. Что случилось с ним?
К задумавшемуся комбату обратился командир роты старший лейтенант В.И. Раков:
— Разрешите мне проскочить на танке в город, разведать, где Олейник?
Гусев согласился. Он знал Василия Ивановича Ракова как опытного танкиста, отважного воина.
Вскоре танк командира роты скрылся в городе. Оттуда послышались выстрелы пушек, взрывы снарядов.
И опять наступило затишье. Неужели Раков погиб? Или ему удалось проскочить огневую зону? Рация его молчала. Гусеву припомнился вчерашний разговор с ним и фразы, оброненные Василием Ивановичем: «Ненавижу фашистов всей душой и могу в первом же бою погибнуть, не стерплю и пойду на самую крайность». Комбат раздумывал: «Неужели Раков бросился в схватку очертя голову? Нет, не похоже на него».
Время уходило. Теперь уже две машины застряли в городе. Комбат чувствовал: пока немцы не обнаружили его группу и не предпринимают активных действий, нужно что-то делать. Отходить рано. И жалко терять два танка, два экипажа. Он решил послать в город взвод КВ под командованием Г.В. Овчинникова, который с готовностью принял задание, пообещав:
— Что бы там ни было, а своих найдем, в беде не оставим!
КВ младших лейтенантов Т.В. Овчинникова, И.Н. Полянского и И.Г. Дракина выскочили из засады на шоссе и на большой скорости направились к городу. Вскоре оттуда раздался беспорядочный грохот пальбы, в котором танкисты различали выстрелы пушек КВ и стрекот танковых пулеметов.
Когда перестрелка стала утихать, обеспокоенный Гусев наказал радисту:
— Не теряй связи с Овчинниковым. У него рация хорошая.
Радист старался как мог. Мешали помехи. Но все же он расслышал знакомый голос командира взвода. Овчинников передавал: бой продолжается, на всех трех танках пробиты и подожжены запасные бачки с горючим, а на его машине повреждены и два поддерживающих катка, огонь ликвидирован.
— Может ли двигаться твой танк? — спросил комбат.
— Может, — ответил Овчинников, — хотя и: медленно.
— Передай свой поврежденный танк другому командиру для вывода его из боя, а сам на двух машинах продолжай выполнение задачи.
Через полчаса из Орла возвратился КВ Овчинникова. Из машины вылези Илья Полянский. Лицо его было в саже, поцарапано окалиной, рукава комбинезона обожжены. Он подробно рассказал, что с ними произошло в городе.
— Въехали мы в Орел. Я шел в середине. Окраинная улица. С правой стороны — домики, с левой — лесок или парк. Из-за деревьев бьют противотанковые пушки. При первых же выстрелах десантники спрыгнули с наших танков и разбежались. Я командую своему башнеру: «Бери левее, огонь по лесу!» Только он два снаряда выпустил, гляжу — машина командира взвода загорелась, горит запасной бачок. Взводный тоже бил по фашистским пушкам и танкам, потом свернул с дороги к домику. Мой орудийный Зайцев дострелял в кювете еще одну пушку. Я направился к тому же дому, встал в укрытие, выскочил из машины и тут увидел, что с левой стороны у меня тоже бачок горит. Стали мы его снимать, огонь так и пышет, так и хватает. Сняли заодно и правый, уцелевший бачок. Подбегает Овчинников, спрашивает: «Что у тебя? Машина не повреждена?» Отвечаю: «Нет, все в порядке». Он приказывает: «Садись в мой танк и веди его в ремонт, а мне приказано действовать дальше». Я сказал своим ребятам, что с ними пойдет взводный. И ничего не взял из своих вещей и как следует не попрощался с экипажем.
Полянский горестно помолчал, тяжело вздохнул, добавил в заключение:
— Живыми им, наверное, не вернуться. Город забит войсками, техникой противника.
Гусев передал в штаб полка сведения, полученные от Полянского, и приказал экипажу двигаться на ремонтную базу. Израненный КВ ушел по дороге на Мценск. Танкисты группы Гусева, сидевшие в машинах, слышали еще одну орудийную перестрелку в городе.
— Действуют наши, живы братки! — обрадовано сказал комбат.
Затем все смолкло.
Наступил вечер. Гусев отвел свои танки с окраины Орла. Было тихо кругом. Шумели лишь на ветру деревья, роняя листья. На темном небе грудились тяжелые облака.
Открыв люк, Гусев всматривался в сгущавшуюся тьму, ждал, не появятся ли со стороны города танки Овчинникова, Дракина, Ракова, Олейника. Неужели все погибли? Неужели ни одному из них не удастся вырваться из Орла? Ничего не известно и о десантниках. Может быть, появится кто-то из них?
В экипажах поочередно отдыхали. Гусев ни на минуту не сомкнул глаз. Потеря четырех танков, четырех экипажей не давала покоя. Некоторых из них, ушедших в Орел, он знал хорошо по службе, по довоенной, мирной жизни, знал веселыми, добрыми людьми. Ему никак не хотелось верить, что больше не увидит их, не ощутит теплого пожатия их рук. Еще был» в душе надежда на их возвращение.
Ночью Василий Георгиевич услышал шум двигателей. Сердце учащенно забилось: «Не возвращаются ли наши?» Он приоткрыл люк. Танкисты других машин тоже высунулись наружу. Все думали и чувствовали то же, что и комбат, и хотели верить в самое лучшее.
Танки медленно приближались, гул моторов и скрежет гусениц нарастал. Гусева после первого порыва радости и надежды вдруг насторожило: почему танки идут с другой окраины города, со стороны Волховского шоссе? На всякий случай он передал приказание приготовиться к бою.
До идущих танков оставалось всего не более двухсот метров. Вдруг они встали, погасили подфарники, заглушили моторы. И тут Гусев сквозь завывание осеннего ветра различил немецкую речь. Два гитлеровца о чем-то резко спорили. Вслед за тем комбат увидел яркую вспышку орудия переднего вражеского танка, осветившую всю колонну, в которой было не меньше десяти машин. Мгновением позже раздался выстрел, а в нашей засаде — взрыв. Вторая и третья вспышки помогли нашим танкистам лучше прицелиться. Началась ночная танковая дуэль. Выстрелы орудий, как молнии, прорезали холодную тьму. Через несколько минут запылал ведущий фашистский танк, за ним второй, третий.
Огонь осветил все вокруг. Немецкие танки развернулись, чтобы выскочить из зоны обстрела. При этом наши экипажи подбили еще три машины. Комбат распорядился:
— Осмотреть подбитые танки!
В одном из них наши танкисты обнаружили убитого офицера. С него сняли сумку с картами и документами.
Считая задачу разведки у Орла выполненной, Гусев отвел свой отряд по Мценскому шоссе назад, к селу Ивановскому.
Возвращались танкисты с тяжелым чувством. Что случилось с товарищами, оставшимися в Орле? Все ли экипажи погибли? Где десантники? Наверняка они порядочно попугали непрошенных пришельцев: ведь взрывы снарядов, орудийные выстрелы слышались в самом центре города. Вернее всего, они сознательно пошли на риск, на смерть, чтобы посеять среди врагов панику, чтобы внести замешательство в ряды противника и задержать его продвижение на Мценск хотя бы на один день, хотя бы на несколько часов.
Судьба четырех экипажей, заслонивших собой товарищей, свою бригаду, не пожелавших пропустить врага к Москве, еще не раскрыта. Подвиг их стал легендой.
Жители Орла, остававшиеся тогда в городе, свидетельствуют: наши танкисты самоотверженно вели неравную схватку с врагом, уничтожили в городе много танков, орудий, автомашин, сотни гитлеровцев. И видимо, не все герои погибли.
Мне верится, что легенда еще оживет, впитает в себя новые, неизвестные пока эпизоды того трагического дня и пополнит героическую летопись великой войны.
ОПТУХА
Днем 4 октября Катуков вместе с несколькими работниками штаба выехал к Орлу.
Командный пункт бригады расположился у села Ивановского. Здесь, в низине, протекала маленькая извилистая речушка Оптуха, прячущаяся в увядших травах, в мелком кустарнике. Севернее речки занимал оборону наш мотострелковый батальон. К Ивановскому подходили и вставали в засады, только что сошедшие в Мценске с железнодорожных платформ многие танки 2-го батальона.
В штабном автобусе комбригу помогали два молодых капитана — начальник оперативного отдела молчаливый Никитин и начальник разведки полнеющий, разговорчивый, неугомонный Лушпа. В Никитине Катукову понравился аналитический склад ума, внутренняя сосредоточенность, в Лушпе — порывистость, быстрая реакция на происходящие события, готовность немедленно ринуться на выполнение задания.
Вести с окраины Орла подтверждали, что бригада прибыла в район прорыва как раз вовремя: гитлеровцы только только вошли в город и, несомненно, готовились развить свой успех. Разгрузись бригада днем позже, они могли с ходу занять и Мценск.
— Мы им явно спутали карты, — рассуждал Катуков. — Третьего они вошли в Орел. Четвертого с утра, подтянув отставших, наверняка намеревались ринуться к Мценску. А тут — сюрприз: на одной окраине советские танки и на другой тоже. Хочешь не хочешь, надо осмотреться.
Михаил Ефимович задумался, рассматривая карту:
— Сколько продлится эта пауза? Вероятно, недолго. Нужно с максимальной выгодой использовать ее для организации обороны.
Первая забота — о флангах. Слева ведет разведку группа Александра Бурды. От него поступили ценные сведения. Направо, на сельских дорогах, действуют мотоциклисты разведывательной роты. Ничего опасного они пока не обнаружили. «Видно, враг попрет по шоссе, — решил комбриг. — Тут и нужно готовить встречу «гостю».
Все усилия командиров Катуков сосредоточил на том, чтобы быстрее разгрузить составы, чтобы все знали задачу и энергичнее занимали отведенные позиции, чтобы немедленно подвозилось все необходимое для боя.
Ночью пауза продолжалась — враг не наступал.
К утру 5 октября с окраины Орла подошли танки Гусева. И штабном автобусе долго рассматривали содержимое полевой сумки убитого фашистского офицера, командира танкового батальона. Карта и другие документы подтвердили сведения генштаба: на Тулу и Москву наступает танковая армия Гудериана. В авангарде бронированных полчищ идет 4-я танковая дивизия.
— Враг серьезный, — заключил комбриг, — надо держать ушки на макушке.
Рассвет наступал медленно, как бы нехотя. Резкий ветер гнал по серому небу холодные тучи. Оптуху скрывали клочья тумана. По шоссе у дубовых рощиц перекатывались багровые ломкие листья. Над селом кружилась крикливая воронья стая, жалуясь на ненастье.
Вскоре в небе появились первые предвестники вражеского нашествия — фашистские самолеты. Они прогрохотали низко над шоссе, над речкой Оптухой и селом Ивановским, бросили кое-где бомбы и улетели в сторону Орла.
Через час за речкой, на гребне высотки, показались немецкие танки. Они ползли не торопясь, плотным строем.
Первыми их увидели танкисты взвода лейтенанта Смирнова, ближе других стоявшие в засаде. Механик-водитель «бетушки» Виктор Рындин, который вел наблюдение, сказал Смирнову:
— Выползла черная туча.
— Сколько их? — спросил лейтенант.
— Разве сосчитаешь? Видимо-невидимо.
Комбат Рафтопулло, узнавший о движении противника, сам слазил на дерево, осмотрел немецкие колонны и, спустившись на землю, приказал Виктору Рындину:
— Заводи свою «бетушку»-старушку, скачи по укрытиям в полк, доложи о танках.
Весть быстро дошла до штаба, облетела все засады.
Какое-то время бронированные колонны врага скрывала узкая полоска леса. Потом танки вышли на ровное поле и стали разворачиваться в боевые порядки. Всего их насчитали до ста пятидесяти.
Еще не участвовавшие в боях стрелки-десантники, которые занимали оборону впереди, не выдержали грозного вида движущейся стальной лавины. Некоторые из них, впервые встречающиеся с вражескими танками, побежали к деревне. Командирам и политработникам с трудом удалось навести порядок. Боевой дух пехотинцев вовремя поддержали наши танкисты, открывшие огонь из засад. Орудийные выстрелы танков раздались и слева и справа. Экипажи машин, скрытых деревьями, стожками соломы, били прицельно, точно. Из передних засад наступающим был нанесен неожиданный губительный фланговый удар. Несколько вражеских танков загорелось. Другие замедлили ход и открыли ответный огонь.
Началась многочасовая танковая схватка. В ней столкнулись две силы: гитлеровцы, рассчитывавшие всей мощью танков и самолетов ошеломить обороняющихся, смять заслон, прорваться к Мценску и, с другой стороны, горстка советских воинов, твердо решивших остановить Гудериана. Фашисты надеялись на неравенство сил. Танков у них было в шесть-семь раз больше. В небе господствовали их самолеты. А до Москвы — меньше трехсот километров. Гитлер назвал это октябрьское наступление «последним и решающим», Геббельс дал указание: 12 октября всем германским газетам оставить место для экстренного сообщения о падении Москвы.
Мы тогда не знали об этих приказах. Мы видели огромные, превосходящие силы врага и знали: любой ценой, ценой самой жизни надо выстоять! На Оптухе 5 октября наша бригада держала первый экзамен на стойкость.
Встретив дружный отпор, захватчики не отказались от намеченной цели. Теряя танки и людей, они упорно продвигались вдоль шоссе. К полудню им удалось форсировать Оптуху и продвинуться к селу Ивановскому.
Комбриг перенес свой командный пункт к селу 1-й Воин.
Лишь к вечеру гитлеровцы заняли Ивановское, пройдя за весь день всего несколько километров. И до самой ночи в Ивановском, где противнику никак не удавалось закрепиться и которое несколько раз переходило из рук в руки, шли упорные бои. Всю ночь подразделения бригады и поддерживавшие ее другие части выходили к новому рубежу обороны, выводя технику под огнем противника.
РЕЙД АЛЕКСАНДРА БУРДЫ
Новая оборонительная позиция бригады у села 1-й Воин имела явные преимущества для обороняющихся. Орловская земля изобилует оврагами, небольшими лесистыми возвышенностями. В этом месте шоссе Орел — Мценск полого спускалось к речке Лисице, притоку Оки, и от зеленой, заросшей кустарником низины поднималось вверх, к селу, обсаженному молодыми тополями. От 1-го Воина хорошо просматривалась вся долина Лисицы, разбросанные вокруг небольшие высоты, поросшие кустарником, маленькими рощицами, а между ними поляны с редкими стогами сена.
Катуков, в кожанке и простой солдатской шапке, с тяжелым маузером на боку, обходил позиции. С ним вместе — комиссар Бойко и адъютант Иван Ястреб, работавший ранее в нашей дивизионке литсотрудником. Михаилу Ефимовичу он понравился за веселый нрав, четкую исполнительность и сосредоточенность.
Роты мотострелкового батальона окапывались недалеко от речки, на склонах высоты. Комбриг говорил пехотинцам:
— Закапывайтесь глубже! Кто сидит в земле, тому танк не страшен.
Он приказал впереди позиций рыть ложные окопы.
— Знаю, что люди устали, — сказал комбриг, желая предупредить недоуменные вопросы, — труд этот нелишний и в тяжелый час поможет нам.
В боевых порядках пехоты расположилась батарея противотанковых орудий, минометная рота, из полка пограничников прибыла батарея 76-миллиметровых душек. Зенитный дивизион прикрывал штабы полка и бригады у самого села и у разъезда Воля.
Вернувшись в штаб, наскоро вырытый окопчик в лесу, Катуков рассуждал вслух:
— Огневая мощь у нас слаба: две батарейки да минометчики с зенитчиками. Маловато.
Больше же всего беспокоило командира бригады положение в танковых батальонах. Где-то у Оптухи продолжали биться танки Рафтопулло. Четыре машины из батальона Гусева остались в Орле, десять «тридцатьчетверок» под командованием Бурды не вернулись из-под Орла, связь с ними потеряна. Несколько танков сгорело на поле боя у Оптухи. Остается боевых машин очень мало.
А враг, остервенелый и сильный, совсем рядом. Было над чем призадуматься. Иван Ястреб, раздобыв где-то тулуп, предложил комбригу отдохнуть. Катуков отмахнулся от заботливого адъютанта и, отдав распоряжения разведчикам, оперативникам, интендантам, подошел к озабоченным командирам. Тепло улыбнулся и сказал:
— Утро вечера мудренее. Чего, добры молодцы, пригорюнились? Хотите сказку послушать?
И, не ожидая ответа, начал неторопливо рассказывать о путнике, злой змее и хитрой лисе захватывающе интересную историю, сдабривая повествование забавными прибаутками, на которые Михаил Ефимович большой мастак.
Иногда, прерывая свой рассказ, Катуков спрашивал начальника связи Подосенова:
— Бурда в эфире не обнаружился?
Ему никак не верилось, что вся рота, посланная к Орлу, пропала бесследно.
Ночью на командном пункте появился разгоряченный Анатолий Рафтопулло. Небольшие черные глазки его задорно блестели:
— Как ни шпарил фашист, а мы все-таки выскочили.
Рафтопулло энергично жестикулировал, и комбриг понял: комбата «зацепило», хотя он и не признается. Рафтопулло действительно обожгло взрывом снаряда, попавшего в танк, и оглушило. Танк был поврежден. Его поправили под обстрелом. Выручили темнота и бесстрашие комбата.
Вскоре из штаба полка сообщили: из-под Оптухи успешно выбралась из вражеского полукольца группа танков под командованием Столярчука. Комиссар батальона в трудной обстановке не растерялся — собрал из засад все уцелевшие танки, погрузил на транспортные машины имущество и раненых и окольными путями вывел колонну из опасной зоны.
— Слетаютсяорлы! — порадовался Катуков. — Нет, нас голыми руками не ухватишь.
Длинную сказку с интригующими, замысловатыми ходами так и не удалось ему досказать: пришла наконец долгожданная весть — явился цел и невредим со своими танками Александр Бурда
Катуков удивился:
— Это занимательнее всякой сказки. Да где он? Ждем, ждем.
Александр Федорович Бурда, усталый, но, как всегда подтянутый, спокойно отрапортовал:
— Разведывательный рейд к Орлу окончен. В боях уничтожили десять немецких танков, два тягача с орудиями и расчетами, два пулемета, несколько автомашин и до роты живой силы. Сами потерь не имеем.
Михаил Ефимович переспросил:
— Ни одного танка, ни одного человека не потеряли?
— Все машины в порядке, все люди живы, — подтвердил Бурда. — Готовы выполнить новые задания.
— Вот это подарочек, вот это молодцом! — похвалил комбриг.
Когда прибывшие танки поставили в засады, Александр Федорович рассказал о своем рейде.
Днем 4 октября десять «тридцатьчетверок» с бойцами усиленной стрелковой роты, расположившимися на броне, свернули с Мценского шоссе влево и сельскими дорогами через Протасово и Золотарево направились к Орлу.
В самом начале пути, на высоте «244», Александр Бурда встретился с командиром эскадрильи и договорился с ним о взаимодействии.
Из Протасова выдвинулся вперед взвод Степана Ивченко, храброго, опытного танкиста, одного из воспитанников Бурды. Разведка доложила — путь свободен. В Домнине мост взорван. Разведчики быстро нашли брод, и вся рота, благополучно переправившись через речку, вошла в рощу, с опушки которой виден был город с железнодорожной эстакадой на переднем плане. От местных жителей Александр Федорович узнал: в Орле немцы.
Командир роты поставил свой танк у будки железнодорожного переезда, использовав для маскировки деревянные щиты. Рассматривая юго-восточную окраину города в бинокль, он заметил у домов противотанковые орудия и танки, приткнувшиеся к стогам сена и соломы. «Маскируются они небрежно, — подумал Бурда, — видимо, мало биты». Расставив свои танки на удобные позиции, он наказал экипажам:
— Замрите, будто нас здесь нет.
На дорогах были выставлены заслоны со строжайшим приказом — ни одного человека в город не пропускать.
Быстро темнело. Александр Федорович вызвал заместителя политрука
Евгения Богурского, восемнадцатилетнего парня, стройного, сероглазого, пользовавшегося среди бойцов особым расположением, и наказал:
— Возьми двоих верных ребят и иди в разведку, посмотри там получше, что и где у них припасено для нас.
Евгений со своей группой перешел железную дорогу и добрался до построек пригородного совхоза. Разведчики никого здесь не встретили и двинулись к окраинной улице города. Около лесопосадки они натолкнулись на вражеское сторожевое охранение, упали на землю и тихо отползли в сторону. Немцы постреляв и выпустив несколько осветительных ракет, успокоились. Это-то и помогло разведчикам разглядеть расположившиеся на ночевку танки, две батареи в садах и другую технику.
На обратном пути Евгению удалось раздобыть табак, ценный в то время трофей, и благополучно вернулся к своим.
Выслушав бойкое донесение разведчика, щедро пересыпанное одесскими шуточками, Бурда посмеялся, поблагодарил за табачок. Ему приглянулся этот высокий, задиристый, располагающий к себе юноша. Богурский в стрелковую роту попал «на усиление». На самом деле по военной выучке он был танкистом: с шестнадцати лет Женя, бывший заводила одесских сорванцов, воспитывался в танковом батальоне, прошел школу механиков-водителей и радистов. Он умел повеселить товарищей, и за общительность получил задание вести комсомольскую работу. В боях на Украине ему не раз приходилось ходить в разведку. Он постоянно стремился туда, где опаснее.
Перед рассветом Александр Бурда успел обойти все отделения стрелковой роты, посмотреть, как окопались бойцы. Он строго наказывал:
— Без команды не палить. Помните: наша главная сила — внезапность. Ждите, когда откроют огонь наши танки.
Как и ожидал Бурда, утром гитлеровцы обычным своим порядком вышли из города: впереди двигались бронетранспортеры, за ними — танки. За сизыми дымками выхлопных труб танков виднелись ряды пехоты. Фашистские танкисты, видимо не ожидая ничего опасного, открыли люки и посматривали вокруг. Александр Фёдорович наблюдал в бинокль за движением противника и думал: «Как хорошо, что мы незаметно пришли сюда! Фашисты думают поди, что зайдут на Мценское шоссе с фланга и захватят наших врасплох. Умники, умники, ничего не скажешь, да ведь и мы не дураки!»
Неожиданно раздалась резкая пулеметная очередь: кто-то из стрелковой роты не выдержал тягостного напряжения.
— Ах ты, недотепа, слабак несчастный! — выругался Бурда и приказал взводу лейтенанта Кукарина начать бой, а взводу Ивченко прикрывать его огнем.
Приказ Кукарину вызвался передать Женя Богурский. В пять минут он домчался до «тридцатьчетверки» взводного и радостно сообщил:
— Друзья-мазурики! Идем в бой! Видите, как фашисты топают?
— Видим! — ответил лейтенант. — Паша, заводи!
Механик-водитель Павел Сафонов, круглолицый, богатырского сложения парень, подмигнул Богурскому, своему старому приятелю, полез в танк.
Женя вскочил на борт.
— А ты куда? — спросил Кукарин.
— С вами поеду.
— Смотри, как бы тебя снарядом не сдуло, — предупредил взводный.
Кукаринские «тридцатьчетверки», укрываясь за ельником, выдвинулись вперед и открыли огонь по наступающему противнику. Загорелись три бронетранспортера, затем два танка. Гитлеровские солдаты бросали подбитые машины и разбегались. Произошло замешательство. Колонна остановилась. Передние машины начали разворачиваться.
Экипажи взвода Кукарина воспользовались этим моментом, вывели танки из укрытия и стремительно двинулись на растерявшегося противника. В упор расстреляли еще один танк, раздавили гусеницами пять автомашин.
Грохот орудийных выстрелов, трескотня пулеметов, скрежет железа сокрушаемых гусеницами машин — все это обрушилось внезапно и повергло в ужас гитлеровцев.
Евгений Богурский стоял за башней танка Кукарина, на жалюзях моторного отделения. Он указывал лейтенанту цели для обстрела, до хрипоты кричал о том, что видит вокруг.
— Вон танк поворачивается бортом, бей его! Немного левей дай! Так! В самое яблочко!
Тем временем правее от дороги вступила в бой «тридцатьчетверка» старшины Петра Молчанова. Из танка хорошо просматривался глубокий овраг, окраинные постройки города на той стороне, проселочная дорога, спускающаяся вниз. Когда началась перестрелка у лесопосадок вдоль железной дороги, часть грузовых автомашин с мотопехотой свернула на этот тихий проселок.
Молчанов мгновений оценил ситуацию. Он приказал экипажу:
— Приготовиться к бою!
Колонна мотопехоты противника с противотанковыми пушками явно стремилась под шум завязавшегося боя пройти незамеченной на фланг нашей группы. Петр помнил наказ Бурды: «Не своди глаз с того бугра. Если двинутся вперед, не торопись обнаружить себя. Дай им спуститься вниз». Только сейчас Молчанов по достоинству оценил мудрый совет ротного. Он терпеливо ждал, пока побольше вражеских машин спустится в овраг. Когда они начали подниматься оттуда наверх, старшина подал команду:
— Огонь по захватчикам!
Отличный стрелок, он и сам бил из орудия. Наведя перекрестие на идущий впереди транспортер, Молчанов выстрелил и сразу же попал в цель. Транспортер окутался дымом. Следующим выстрелом Петр поразил тягач с противотанковой пушкой, спускавшийся в овраг. Сразу же движение немецкой колонны застопорилось.
Автоматчики прыгали с машин. По ним строчил пулемет молчановского танка.
— Тут мы вас поджарим, как карасей на сковородке! — азартно прокричал старшина и, обращаясь к башнеру, попросил: — Дай осколочный!
За каких-нибудь десять — пятнадцать минут один танк уничтожил до роты гитлеровцев, несколько автомашин, бронетранспортер, противотанковое орудие. Очень немногим из фашистов удалось выскочить из оврага.
Пока гремел бой, Александр Бурда зорко наблюдал в бинокль, что делается у города. Там появилась новая группа танков и еще машины с мотопехотой. «Это только цветики, ягодки будут впереди, — подумал ротный. — Самое важное в нашем положении — вовремя смыться». Бурда передал приказание скрыто отойти в Кофаново, маленькую деревеньку, расположенную левее от железной дороги.
Танки с десантниками отошли к Кофанову и скрылись за деревенскими постройками, стогами сена и в кустарнике.
Только они успели перебазироваться, в небе появилось около двадцати «хейнкелей».
— Гляньте, так я и знал, — хитро улыбнувшись, сказал Бурда, — сейчас они нас начнут бомбить.
Самолеты кружились над посадками, над оврагом, там, где недавно отзвучал бой, сбрасывали бомбы, поливали ельник пулеметными очередями и не знали, что бьют по пустому месту.
За первой волной немецких самолетов появилась вторая и тоже сбросила груз там, где уже никого не было.
Танкисты, разгоряченные быстротечным боем, обманувшие противника, потешались над вражескими летчиками. Богурский после каждого взрыва приговаривал:
— Так их, русских швайнов! Бей недочеловеков, круши их!
— Мы сейчас им и с воздуха ответим! — сказал Бурда и приказал радисту вызвать нашу авиацию.
Скоро над Кофановом показались наши ястребки, а за ними — штурмовики. Они явно приготовились пикировать над своими.
— Тащи полотенце! — крикнул Богурскому Бурда. — Стели посреди улицы, а то накроют нас.
Увидев полотенце — условный знак, наши самолеты по указанию Бурды устремились на соседнюю деревню Грачевку, где накапливались танки противника. Там послышались взрывы, потянулись к небу черные дымы от горящих вражеских машин.
Возвращались наши самолеты через Кофаново. Ведущий покачал крыльями в знак благодарности за точное указание цели. Танкисты, забыв о маскировке, высовывались из люков, приветственно махали летчикам, подбрасывали в воздух шлемофоны, кричали «ура!».
— Вот это дали прикурить!
— Точная работа!
— Давно бы так…
Во время наступившей паузы Богурский с одним стрелком сбегал к месту утреннего боя. Издали он высмотрел: гитлеровцы подбирали убитых, очищали от сгоревших машин дорогу. Вскарабкавшись на высокий дуб, Евгений стал пристально наблюдать в бинокль: на окраине города шли активные приготовления вражеских подразделений к новому выступлению.
Вернувшись к своим, запыхавшийся Богурский доложил Бурде:
— У самого Орла большое скопление танков и мотопехоты. Видно, фашисты затевают новый дранг.
— Чего-чего? — переспросил ротный.
— Дранг — по-ихнему значит поход, натиск.
— Пусть идут, — сказал Александр Федорович, — наша задача — не попасть под их удар.
Рота вышла в обратный путь к Домнину.
Когда в Домнине переправлялись через речку, в небе появился вражеский самолет-разведчик. Несколько раз он пролетал над деревней, над танками и удалился к Орлу. «Теперь жди бомбардировщиков», — предчувствуя недоброе, подумал Александр Федорович и решил изменить маршрут: колонна пошла не по протасовской дороге, не через лес, а левее — по проселку, пролегающему через мелколесье.
Через полчаса действительно прилетели вражеские пикировщики. Они сбросили бомбы на Домнино и ближний лес. «Опять нас миновала эта чаша! — радостно подумал Бурда. — Можно считать, что группа выполнила свою задачу. К. тому же израсходованы боеприпасы, на исходе горючее. Давно потеряна связь со штабами бригады и полка. Главное теперь — добраться до своих».
Проселочными дорогами танки Бурды вышли к Протасову, где расположились танкисты соседней бригады, только что прибывшей к Мценску.
— Это хорошо! — обрадовался Александр Федорович. — Будет кому встречать на фланге «гостей» из Орла.
Ночью его группа присоединилась к своему полку.