Соболев А. М.

Разведка боем. Записки войскового разведчика.

М., «Московский рабочий», 1975, 240 с.

Наступает лето 1944 года с большими солдатскими заботами, надеждами и радостями. Москва 3 июня салютует освободителям Минска, потом других городов, в том числе Полоцка, Молодечно, Лиды, Барановичей и Ковеля.

1-я танковая армия — во втором эшелоне фронта. За ратные подвиги она становится гвардейской. С удвоенным старанием готовимся к предстоящим боям на территории Польши и Германии.

К нам прибывает 6-й мотоциклетный полк. В его состав входят мотоциклетный батальон, артиллерийский дивизион, танковая рота, рота бронетранспортеров, минометная и пулеметная роты. Это мощная разведывательная часть армии.

Командарм Катуков в этот полк назначает командиром бывшего командира 8-го гвардейского мотоциклетного батальона майора В. Н. Мусатова и начальником штаба — бывшего начальника разведки 19-й гвардейской механизированной бригады майора А. П. Иванова. Они в боях показали себя смелыми офицерами, знающими и любящими разведывательную службу.

Когда перед Белорусскими и Прибалтийскими фронтами над противником нависла полная катастрофа, он снимает часть сил из района Львова, после чего создаются благоприятные условия для перехода в наступление 1-му Украинскому фронту.

К 26 июня 1-я гвардейская танковая армия сосредоточивается за стыком 3-й гвардейской и 13-й армий и готовится к нанесению удара в направлении Рава-Русская, Немиров, где она своими передовыми отрядами должна соединиться с передовыми отрядами 3-й гвардейской танковой армии с задачей отрезать пути отхода на запад бродской группировке противника.

Впереди — Западный Буг, река, запавшая в память как грань между миром и войной. С этого рубежа утром 22 июня 1941 года гитлеровцы начали воину. И вот уже три года она полыхает на нашей земле.

Утром 13 июля начинают действовать передовые подразделения дивизий 3-й гвардейской и 13-й армий. Противник считает, что наступают главные силы, и отводит войска на следующую подготовленную полосу обороны, громко названную линией «Принц Евгений» (был в начале XVIII века такой полководец и государственный деятель, стремившийся германизировать и подчинить себе центр Европы).

В середине дня 14 июля для оказания помощи 3-й гвардейской армии вводится в бой передовой отряд нашей армии в составе 1-й гвардейской танковой бригады и 6-го мотоциклетного полка.

Трое суток напряженных боев, а продвижение незначительное. Враг дерется ожесточенно, подбрасывает сюда дополнительные силы. В бою отмечается 16-я танковая дивизия. Становится очевидным, что скорого успеха не будет. Командующий фронтом Маршал Советского Союза И. С. Конев разрешает командарму генералу Катукову делать видимость, что здесь продолжается основной нажим, а тем временем главными силами ударить южнее, в полосе 13-й армии.

В 10 часов 17 июля наша армия из района юго-западнее Горохува ринулась на запад. На новом направлении в первые же часы нашего наступления оборона противника рассыпается, и разведчики спешат к переправам и бродам на реке Западный Буг, обходя стороной встречающиеся опорные пункты обороны противника. Их возглавляют командиры-разведчики, уже много раз отличавшиеся в предыдущих боях.

Группа Героя Советского Союза Подгорбунского, назначенного заместителем командира 8-го гвардейского мотоциклетного батальона, на шоссе восточнее Сокаля из засады уничтожает «пантеру», девять автомашин, восемь повозок и берет пленных. К вечеру она выходит к реке южнее Сокаля, но форсировать преграду ей не удается.

Герой Советского Союза гвардии лейтенант Устименко, двигаясь со своей разведывательной группой от 20-й гвардейской механизированной бригады лесной просекой, упирается в топкое болото. Он высылает гвардии старшего сержанта С. Е. Нестерова с пятью бойцами, чтобы найти обход и обследовать лес. Вскоре Нестеров доносит, что на опушке леса две легковые машины, около них группа вражеских офицеров, а в поле артиллеристы устанавливают четыре тяжелых орудия.

Налет группы Устименко в составе трех танков, двух бронетранспортеров и 30 автоматчиков явился для гитлеровцев неожиданным. Они, не оказав сопротивления, разбежались. Разведчики захватили документы и «языков».

Особо отличившемуся в этом бою гвардии старшему сержанту Сергею Егоровичу Нестерову было присвоено звание Героя Советского Союза.

Разведывательная группа 44-й гвардейской танковой бригады под командованием капитана А. П. Иванова к вечеру 17 июля с ходу форсирует Западный Буг в районе пограничного столба № 84 и захватывает небольшой плацдарм. Утром против наших трех танков, действующих в составе группы, противник бросает десять танков. В ожесточенном бою группа Иванова уничтожает тяжелый танк, пять средних, пять минометов и удерживает плацдарм до подхода главных сил бригады. За героизм, проявленный в этом бою, гвардии капитану Александру Петровичу Иванову и гвардии младшему лейтенанту Ивану Хотовичу Кравченко присваивается звание Героя Советского Союза.

Пеший дозор 45-й гвардейской танковой бригады под командованием гвардии старшины Д. Шевякова, переправившись через реку вброд, подрывает два танка у церкви в Доброчине, которые мешали продвижению наших подразделений. Уже возвращаясь, разведчики Шевякова неожиданно увидели, что навстречу им на большой скорости идет легковая машина. Гремит длинная автоматная очередь, и «мерседес» заваливается в кювет. Портфель с документами становится трофеем разведчиков. Оказывается, это офицер связи торопился доставить в штаб полка приказ командира 213-й дивизии, оборонявшейся по западному берегу Западного Буга.

На левом фланге армии разведку ведет группа 9-го гвардейского мотоциклетного батальона под командованием гвардии майора М. Я. Казнодея. Ей поставлена задача захватить мост или найти брод, переправиться на западный берег реки и вести разведку в направлении Рава-Русская, куда наступают главные силы 11-го гвардейского танкового корпуса. Однако противник уже успел разрушить один пролет моста и готовится к подрыву остальных опор. Тогда гвардии лейтенант Радченко с шестью бойцами плывет через реку в полукилометре ниже местечка Крыстынополь. К мосту они подкрадываются как раз вовремя — гитлеровцы заканчивают привязывать взрывчатку к последней опоре. Разведчики бросаются к мосту и спасают его от полного разрушения.

Разведывательные подразделения вырываются на оперативные просторы, где нет организованного сопротивления противника, где враг старается ускользнуть подобру-поздорову.
— Ничего не понимаю! Как Андрияко мог попасть в Томашув? — майор Семенов вертит в руках только что полученную радиограмму. — Штаб около Сокаля, а он вон куда махнул!

Проверяем. Сомнений нет — Андрияко радирует из Томашува, небольшого польского городка на рокаде Люблин — Замостье — Ярослав. Он там с разведывательной группой от 8-го гвардейского мотоциклетного батальона, которой командует гвардии старший лейтенант Г. С. Дягилев. Доносит о «языках» и трофеях.

Вечером узнаю детали рейда начальника разведки корпуса в Томашув. Андрияко поставил задачу на разведку гвардии старшему лейтенанту Дягилеву, в подразделение которого недавно прибыл из училища гвардии лейтенант А. Я. Барсуков. Молодой лейтенант держал первый экзамен, и Андрияко хотел подучить его, посмотреть в деле. Вскоре разведчики догнали обоз противника, и Александр Васильевич оказался захваченным боевым азартом. Он увлекся погоней за гитлеровцами и не заметил, как оторвался от передовых частей, отражавших вражескую контратаку на фланге, на 30 километров, и от группы Дягилева, имея при себе два бронетранспортера.

На подступах к городу Томашуву Андрияко встретил разведывательную группу 21-й гвардейской механизированной бригады под командованием начальника разведки бригады гвардии майора В. Н. Антимонова. Майор доложил подполковнику, что в город проник переодетый младший лейтенант А. А. Манукян и обнаружил там танки, артиллерию и до батальона пехоты, занявших оборону по восточной окраине Томашува.

Эти вести насторожили Андрияко, и, прежде чем броситься в город, он решил провести разведку.

В 8-м гвардейском мотоциклетном батальоне были два сына батальона — Боря и Володя. Для тринадцатилетних мальчуганов, потерявших родителей, батальон стал родной семьей. Много раз ребята участвовали в рейдах дозоров, проникали в тыл врага и возвращались с ценными сведениями. Боря уже имел за это орден Красной Звезды, а Володя — медаль «За отвагу».

Им-то и поручили выяснить обстановку в Томашуве. Переодевшись, вместе с тремя польскими мальчиками они на велосипедах поехали в город. Верно, фашистов в Томашуве было немало, но только тыловые подразделения.

Подполковник Андрияко задумался. Конечно, их можно разогнать и бронетранспортерами. Но юные разведчики доложили, что видели у мастерской ремонтирующиеся две пушки и самоходку. Это уже осложняло дело. Поэтому Андрияко тут же послал мотоциклиста за группой Дягилева.

В это время старший лейтенант, разделавшись с вражеской колонной, уже и сам спешил по следам подполковника. Получив от мотоциклиста извещение, что предстоит осуществить налет на гитлеровцев, он, соединившись с разведывательной группой Антимонова, с ходу ворвался в город.
— Все улицы были забиты обозами. Фашисты никак не ожидали нас! — захлебываясь от восторга, рассказывал мне Андрияко. — Через пять минут их всех из города словно ветром вымело! Захватили «языков», документы…

От Томашува к Ярославу ведет хорошая шоссейная дорога. По ее направлению действует разведывательная группа Подгорбунского. Впереди движется боевой дозор, возглавляемый Барсуковым. Дозору то и дело приходится вступать в стычки с противником. Например, мотоциклист Володя Волков вдруг видит свежие следы двух танков, свернувших с шоссе в лес. Он дает сигнал «Стоп», выскакивает из коляски, маскируется, а к нему спешит лейтенант Барсуков со своими бойцами. Вскоре в лесу трещат автоматные очереди: два вражеских экипажа расположились отдохнуть, не думая, что могут появиться советские солдаты, и оказались застигнутыми врасплох.

За одним поворотом дороги дозор наталкивается на три вражеских танка. У двух кончилось горючее, и теперь танкисты сливают топливо из одной машины, чтобы поделить на все. У машин видны только механики-водители. По-видимому, танки спешно угнаны из какой-то мастерской и экипажей не имеют. Без единого выстрела разведчики захватывают эти машины.

Вот и река Сан. За ней — Ярослав со шпилями костелов и островерхими крышами. В него через пойму ведет единственная дорога. Один из танков разведгруппы пытается проскочить по ней. Но по машине с разных направлений начинают бить противотанковые орудия. В довершение к ним открывают огонь шестиствольные минометы. Лишь по счастливой случайности наш танк выходит из-под обстрела невредимым. Десяток вмятин на его боках и лобовой части говорит о пекле, в котором он побывал.

Подгорбунский больше не рискует прорываться в город по шоссе и отводит группу вниз по течению реки, чтобы где-то там переправиться и выйти к городу по левому берегу. Перед одной из деревень разведчики видят солдат противника, которые окапываются и устанавливают орудия, пулеметы. Следует короткий бой, и фашисты начинают отступать к реке, выставив, однако, крепкий заслон. Пока разведчики возятся с этим прикрытием, гитлеровцы на пароме и лодках переправляются на левый берег Сана и там поспешно занимают оборону.

Покончив с заслоном, группа стремится захватить паром исправным, но вражеские бомбардировщики топят его. Когда же Подгорбунский пытается наладить переправу, ливень вражеских пуль взбивает песок по берегу реки, преграждая разведчикам путь. С нашего берега невозможно определить, где находится пулемет.
— Разрешите нам с Никитиным переправиться в стороне и ударить по пулемету, — обращается к Подгорбунскому командир отделения гвардии старшина Ф. И. Кузнецов.

Получив одобрение, Кузнецов садится на заднее сиденье, Никитин — в коляску, и мотоцикл срывается с места. В камышах разведчики находят лодку и вскоре уже бегут по противоположному берегу. А Подгорбунский приказывает гвардии лейтенанту Барсукову:
— Устраивайте возню!

Это значит, что надо внушить противнику, будто группа станет здесь переправляться через реку, и тем самым привлечь внимание врага к себе, отвлекая от Кузнецова и Никитина.

Кузнецов и Никитин в это время уничтожают огневую точку и вступают в бой с фашистами, теперь уже отвлекая внимание врага на себя. Старший лейтенант Подгорбунский пользуется этим и на двух лодках переправляет автоматчиков. Плацдарм есть, надо только его удержать.

Противник переходит в контратаку. Но разведчики, поддержанные огнем танков с другого берега, отбивают ее. Не достигает цели и вторая вражеская контратака.

Вскоре на плацдарм переправляется подоспевшая мотопехота 21-й гвардейской мехбригады. Но и у противника появляются свежие подразделения и танки. Откуда они прибыли? Из резерва? Нужно брать контрольного пленного — танкиста.

Командир разведывательного взвода 21-й гвардейской механизированной бригады гвардии лейтенант Т. Н. Жуков и с ним семь разведчиков, скрытые высокой рожью, подползают к вражеской позиции и обнаруживают танк, члены экипажа и десантники которого беспечно сидят в укрытиях метрах в двадцати от боевой машины. Разведчики открывают огонь по гитлеровцам, те бросаются наутек. Гвардии сержант Казаков прыгает на танк, лезет в люк, заводит двигатель и лощиной уводит его в расположение бригады. Выясняется, что машина принадлежит 24-й танковой дивизии противника, накануне прибывшей из Румынии.

Трофейный танк, теперь уже с советским экипажем, тоже приступает к отражению вражеских атак.

Армия преследует остатки вражеских дивизий, убегающих в направлении Жешув, Краков. Справа, в районе северо-восточнее Мельца, обширный лесной массив, в котором укрывался научно-испытательный полигон гитлеровцев, разрабатывавший ракеты. Фронтовая воздушная разведка постоянно следит за этим районом, но угрозы наступающим войскам отсюда не видит. Чтобы быть более обеспеченными от внезапного удара противника во фланг, вперед и вправо высылаем разведывательную группу армии от 12-го гвардейского мотоциклетного батальона. Ее командир — гвардии старший лейтенант А. Ф. Антипов, уравновешенный молодой человек, когда-то готовившийся стать учителем. Но на Западе заполыхала вторая мировая война, и юноша с последнего курса педагогического училища пошел в военное училище, последовав примеру многих своих сверстников — комсомольцев. Он уже много раз возглавлял разведывательные подразделения и показал себя в бою зрелым командиром.

И вот от него первое донесение: дозоры группы в районе Кольбушова пленили около сотни вражеских солдат, скрывавшихся в лесах. Все они из разбитых частей. Алексей Федорович просит прислать конвой и освободить группу от лишних забот.

Из Кольбушова Антипов высылает дозор гвардии сержанта Медведева к железнодорожной станции, что в 20 километрах западнее. Надо знать, не разгружаются ли там войска противника, не готовят ли они оборону по западному берегу реки Вислоки.

Девять разведчиков на трех мотоциклах — такова сила дозора — на полной скорости устремляются к станции. Но вскоре впереди на дороге рвется граната, по лесу трещат выстрелы. Мотоциклисты занимают позицию. Но что такое, нет обычного свиста пуль. Пока Медведев пытается разобраться в странной стрельбе, по лесу слышится уже привычное «Гитлер капут», что означает — сдаемся в плен. Проходят минуты, и немцы, подняв руки, выходят на шоссе. Человек около пятидесяти.

Медведеву новые и более сложные заботы: как избавиться от пленных, связавших дозор по рукам и ногам?

Еще не найдено решение, а обстановка все усложняется: поляки приводят пять немецких солдат, наполовину переодетых в гражданское.
— Пан начальник, примите их, — просит поляк, видимо старший.
— Я сам не знаю, что делать с ними. Мне надо туда, — Медведев показывает рукой на запад.
— Понимаю, понимаю, пан начальник.
— А если понимаешь, то забирай всех и веди в Кольбушов.

Поляки переговариваются между собой, проверяют автоматы и патроны. Но ответа не дают, видимо сомневаются, как бы дорогой немцы не напали.
— Пан начальник, можно у пленных отрезать пуговицы на брюках? — спрашивает старший поляк. — Тогда не разбегутся, не нападут, им надо будет штаны держать.

Немцы, поняв, что их ожидает, без команды снимают брючные ремни, подтяжки, срезают пуговицы. Колонна, словно со связанными руками, отправляется в путь.

Наконец-то виднеется железная дорога, а за ней — шоссейная, потом река Вислока. Выбрасывая клубы дыма и тяжело сопя, паровоз тянет воинский эшелон. На станции видны немецкие солдаты, их немного.

Два разведчика пробираются к крайним постройкам и там задерживают сменившегося дежурного по станции, шедшего домой. Глядя в записную книжку, поляк-железнодорожник сообщает о всех транспортах и воинских эшелонах, прошедших по дороге за последнюю неделю.
— На станции военная комендатура, а ее начальники квартируют у немца-заводчика. Желаете, покажу, — предлагает поляк. — Немец семью эвакуировал в рейх, а сам ждет вагоны под имущество.

Велик соблазн иметь «языка» из железнодорожной комендатуры.

Особняк заводчика — в центре ухоженного фруктового сада. Поляк подходит к воротам, нажимает кнопку, а в это время разведчики перелезают через забор и бегут к дому с тыла. Не торопится поляк уходить от начальства, он многословно докладывает о благополучной сдаче дежурства и о том, что заводчику вагоны пока не поданы, но обязательно будут к вечеру. Изрядно подвыпившие немцы благодарят железнодорожника за усердие, обещают награды от фюрера.

Разведчики тем временем влезают в открытое окно веранды, забирают парабеллумы офицеров, лежащие на диване, и тихо проходят к входному коридору. Только успевает поляк захлопнуть за собой дверь, а немцы повернуться, чтобы идти в глубь особняка, как трещит автоматная очередь. Два гитлеровца падают замертво, а третий поднимает руки.

Офицер железнодорожной комендатуры сообщает, что скоро с запада прибудет пехотная дивизия, номер которой не знает.

Обстановка меняется с головокружительной быстротой, Только было армия изготовилась к прыжку на Краков, а ей новая задача: форсировать Вислу, захватить и удержать плацдарм в районе Сандомира.

В палатку генерала Шалина шумно входит генерал Катуков. Он скидывает с плеч бурку, с которой расстается очень редко.
— В Сандомире мосты есть? — без предисловий спрашивает командующий.
— Только для колесного транспорта и километрах в пяти ниже — железнодорожный.
— Мосты противник разрушит, не сдаст целыми, — после раздумий говорит М. Е. Катуков. — У взорванных мостов мы можем застрять надолго. Форсировать будем там, где противник не ждет. Мотоциклетный полк в сборе?

Я показываю на карте место сосредоточения мотоциклистов.
— Ему такая задача: расчистить выход к Висле, форсировать реку где-нибудь на участке Тарнобжег, Баранув, захватить плацдарм и удержать до подхода передовых отрядов корпусов. Ясно? Поезжайте в полк и оставайтесь до захвата плацдарма. Следом за вами пойдут корпуса. Учтите это.

На несколько минут забегаю в отдел. Информирую офицеров о новой задаче армии, диктую заявку на воздушную разведку, распоряжаюсь, чтобы группа Антипова продолжала разведку в районе Кольбушова, а сам скорее в мотоциклетный полк. Ведь надо совершить стокилометровый марш.

Проходит полчаса, и полк в пути вдоль линии фронта, местами всего лишь в трех километрах за передовыми позициями наших стрелков. Аллея тополей по обочинам дороги скрывает колонну от наблюдения с воздуха.

За Лежайском свертываем на проселок и собираемся близ большого живописного села Воля Зарчыцка, в редком сосновом лесу, крепко схватившем своими корнями сыпучие песчаные бугры.

Даем полку роздых. Надо узнать, что творится вокруг, перестроиться для ведения разведки, дозаправить и осмотреть машины, ведь предстоит сделать бросок на 70 километров по территории, занятой противником.

Сперва робко, потом смелее подходят местные мужички. Пропагандист полка капитан Веселов оказывается в плотном людском кольце и только успевает отвечать на вопросы. А их много. Поляков интересуют цели Польского комитета национального освобождения, какое управление будет установлено на местах?
— Как решит польский народ, так и будет, — отвечает Веселов.

Седой старик с подстриженной бородой и густыми побуревшими от табачного дыма усами, озадаченный, ходит вокруг «тридцатьчетверки», стучит по броне суковатой палкой и причмокивает губами.
— Нам мувили, же у Червоней Армии танки с дыкты и десек, А ту спойжыче! Яке вшистке из железа зробены! — восхищается он и, пригнувшись к земле, стучит палкой по днищу машины.

Возвращаются высланные дозоры. Впереди, километрах в пяти, наша пехота без танков и артиллерии. Пехота противника тоже без усиления, однако сопротивляется упорно, и ее потребуется сбить, чтобы выйти к реке.

В предстоящем деле возлагаем ответственную задачу на капитана И. С. Еременко. Этот человек обладает твердой волей, умеет держать людей в повиновении. Свой характер он вырабатывал годами. Трудное время учебы, работа трактористом, директором машинно-тракторной станции. Потом, служба в армии, бои у озера Хасан, на Халхин-Голе и с первого дня на фронтах Отечественной войны. И везде он на передовой. Война не щадит командира противотанковой батареи, потом командира артиллерийского дивизиона. Он много месяцев проводит в госпиталях. Все обходилось благополучно, только вот в последний раз хирурги «просмотрели» осколок мины, и капитан припадает на ногу.

Он отходит в сторону, садится на песчаный холмик, укладывает поудобнее больную ногу, пятерней вправляет волнистые черные волосы и углубляется в чтение карты. К нему подходят командиры подразделений, и начинается обдумывание предстоящих действий.

Тем временем на опушке леса призывно играет баян. Туда же бежит полковой «балалаечник первого ранга» старшина Ухов. Свободные от дел разведчики тянутся к дуэту. Вот уже кружатся в парах ладные радистки, прикрепившие к армейским беретам пахучие полевые цветы, и подтянутые парни. И разве можно усидеть дома молоденьким паненкам? Одевшись понаряднее, они собираются на окраине села и небольшими стайками важно плывут к лесу, по пути срывая васильки и ромашки, а потом бегут наперегонки. Не успеют осмотреться, а их уже приглашают к танцу...

Полк идет через район, который часто упоминался в разведсводках Генштаба и фронта. Судя по карте, этот район глухой, лесной, с редкими небольшими деревушками, связанными между собой петляющими в обход болот дорогами. В действительности видим другое. На больших площадях лес снесен, и на песчаных плешинах высот стоят ориентиры, мишени, вышки, в лесах — приплюснутые бараки-казармы. Многие деревни, помеченные на карте, разрушены. Перед броском к Сталинграду здесь проходила подготовку армия Паулюса.

Тревожно и неприятно ехать по лесу. Всюду следы поспешного бегства. Вот богатый особняк, обнесенный массивной металлической оградой. На клумбах помятые и выдернутые в злобе цветы. Ветер хлопает распахнутыми дверями и рамами, силясь сорвать их с петель. На окнах трепещут запылившиеся занавески. Вероятно, тут проживал высокий начальник. Где теперь он? Не он ли поднял руки в Сталинграде? А может, избежав плена на Волге, он сдался в другом «котле»? Или, разочаровавшись в Гитлере, принял участие в заговоре против него и теперь ожидает лютую казнь? Но где бы он ни был, он больше не сможет выползти из учебного центра с вновь вышколенной оравой фашистских молодчиков, и в этом главное.

По прямой асфальтированной дороге движемся быстро. Донесения от Еременко до предела кратки:

«Противник ведет пулеметный огонь», а через какие-то пять минут: «Преследую». Только в пяти километрах перед Вислой капитан встречает более или менее организованное сопротивление. Чтобы выйти к реке, надо овладеть небольшим городком, обороняемым батальоном пехоты с артиллерией, минометами и пятью танками. Группа форсирует Вислу только на следующий день.

Успешнее действует разведывательная группа майора В. И. Короткова.

Поднимая пыль, ее машины ныряют между кустами, обходят старицы и выскакивают к дамбе, возведенной вдоль берега. Разведчики осторожно карабкаются на насыпь, изготовляются к бою. Но за рекой — тишина, ничего подозрительного. Как и предполагал командарм, здесь враг не ожидает появления наших войск.

Висла! Она для поляков все равно что Волга для русских, Днепр для украинцев. С ней тесно связана история польского народа, она воспета в песнях, прославлена в стихах и на полотнах художников. Спокойная и величавая, река слегка рябит под ветерком, дующим с Карпат. Охватывает чувство радости и гордости за Армию, за Родину, Кто из нас, солдат, не мечтал скорее выйти на Вислу как на последний водный рубеж перед порогом фашистской Германии?

И вот она перед нами. Один за одним солдаты спускаются к реке, зачерпывают пригоршни воды. Состояние такое, словно бы мы получаем огромнейшее вознаграждение за ратный труд, за всю горечь при отходах и неуспехах.

«Скорее на тот берег!» — видится во всех поступках и действиях разведчиков. Они ищут лодки, тащат к берегу бревна, доски, бочки, все то, что входит в понятие «подручные средства для переправы».

В небе пролетает одна, потом вторая «рама». Они делают широкие круги и уходят на запад — надо ждать беды. Ускоряем работы. Полковой инженер лейтенант Банашек, этакий кряжистый, медлительный, а успевает везде.
— Шесть плотов готовы, заканчиваем сборку парома под танки, — докладывает Банашек.

Все, что можем, ставим на позиции для отражения самолетов, визита которых долго ждать не приходится. Небо гудит от рева десятков бомбардировщиков и истребителей. Бомбы разрывают плоты, лодки, топят понтоны, прямое попадание в деревянный паром дробит его в щепки. Людские потери незначительны: личный состав успел зарыться в землю.

Воет сирена. Новый налет авиаций. Снова кружится пляска смерти над полком.

Опять начинаем строить плоты. И только в сумерках удается старшине Артамонову со своим взводом автоматчиков переправиться через Вислу. К 24 часам 29 июля на западный берег переправились уже свыше 200 человек из мотоциклетного полка и подошедшей разведывательной группы 8-го гвардейского мотоциклетного батальона под командованием В. Н. Подгорбунского. Расширяем плацдарм до трех километров по берегу и до четырех — в глубину.

Однако танки удается переправить только под утро, и разведывательная группа Героя Советского Союза В. Н. Подгорбунского устремляется в Сташув.

Ночью на участке Нагнаюв — Седлещаны к реке выходит 1-я гвардейская танковая бригада, и к утру 30 июля ее разведчики и моторизованный батальон автоматчиков на подручных средствах переправляются через Вислу и также захватывают плацдарм. Здесь же одновременно с батальоном автоматчиков переправляется разведывательный дозор 19-й гвардейской бригады под командованием гвардии младшего лейтенанта В. С. Дьяконова. Он был участником всех разведывательных операций Подгорбунского и за свои подвиги награжден медалью «За отвагу» и орденом Красного Знамени.

Днем 30 июля на подручных средствах переправляется разведывательная рота 20-й гвардейской механизированной бригады, которой командует Герой Советского Союза младший лейтенант С. Я. Устименко. В ней особо самоотверженно действуют комсомольцы гвардии старшие сержанты С. Е. Нестеров и М. А. Самульченко.

К небольшому плацдарму движутся танки, самоходки, машины с понтонами и грузами, словно к гигантскому магниту притягивается вся танковая армия.

Время за полночь, генерал Шалин приглашает зайти. Он встречает обычным вопросом:
— Что делают войска противника? — И, не ожидая ответа, продолжает: — Они готовятся отрезать плацдарм ударом восточное реки, — и делает движение карандашом с севера и юга к переправе. — Они будут стремиться удушить наш плацдарм, оттеснить нас от реки и выиграть время для переброски резервов к Сандомиру. Откуда он сможет перетащить дивизии?

Долго сидим над картой, ставя себя в положение противника. Командующий гитлеровской группой армий «Северная Украина» генерал Гарпе конечно же часть своих дивизий перебрасывает в Мелецкие леса, чтобы нанести удар во фланг нашим войскам, когда их первый эшелон окажется за Вислой, а второй будет сосредоточен для переправы. В таких действиях противника ничего неожиданного нет, тем более что мы маневр совершали днем, не пытаясь его скрывать, и враг примет контрмеры.

Какие же дивизии Гарпе может нацелить в наш левый фланг? Сколько их? Когда ждать удар? И ответы на поставленные обстановкой вопросы удается получить относительно быстро. Из Кольбушова гвардии старший лейтенант Антипов доносит, что взят пленный 24-й танковой дивизии, из которой несколько дней назад были взяты пленные на рубеже реки Сан.

Несколько задерживается с ответом разведывательная группа старшего лейтенанта Зуфара Ганеева. Он не удовлетворяется косвенными сведениями о противнике и добивается только прямых.

«Пленный пехотинец показывает, что к ним в тылы прибыли танкисты и что они готовятся уходить за Вислу»; «Поляки говорят, что видели, как на станции разгружались танки» — это косвенные сведения о танкистах.

Чтобы получить прямые данные, надо захватить «языков» из тех дивизий, которые собираются в лесах. Зуфар Мухитдинович посылает дозор в северную часть леса, но он вскоре возвращается, потеряв бронетранспортер и мотоцикл. Оставив на этом направлении танк и несколько мотоциклов — пусть противник считает, что вся группа здесь, — Ганеев отводит основные силы к хутору. Вскоре к ним подходит плотный бородатый поляк в форме железнодорожника.
— Мне нужно видеть старшего командира, — говорит он.
— Я буду, — отвечает Ганеев.
— Имею сообщить важные сведения, — и поляк просит Зуфара отойти в сторону.
— Я есть от партизанского отряда Армии людовой, Сигизмунд. Наши жолнежи на станции и в лесах. Чем можем помочь?

Старший лейтенант не ожидал такого предложения и запросил совсем мало:
— Где находится переправа через Вислоку?
— Близко, паромная. Ее обороняет взвод охранного батальона. Это войско совсем слабое, люди, не годные для действующих дивизий и вооружены только карабинами. Могу вас вывести к переправе прямо через лес.

Внезапно атакованный танками и бронетранспортерами, взвод охраны разбегается. Ганеев захватывает исправный паром. На западный берег Вислоки переправляются два наших дозора с мотоциклами. Один из них преследует бегущих в сторону Вислы, второй, под командованием старшины Ивана Шаповалова, уходит на юг, чтобы где-то там захватить «языка».

В первой же словно вымершей деревне Шаповалова встречает польский партизан:
— Нех жие Звензек Радзецки! (Да здравствует Советский Союз!). Я жолнеж Армии людовой. Чем можно помочь?
— Нам «язык» нужен, пленный с той стороны реки, — отвечает Шаповалов, дополняя слова жестами.

Партизан минуту думает, потом отвечает:
— Можно. Только это километров пятнадцать надо идти по немецким тылам. Хотите, буду вас провожать? У меня свой мотоцикл.

Поляк, то и дело смотревший куда-то вдаль, вдруг беспокоится:
— Две немецкие машины идут в деревню. Надо пока спрятаться, — показывает он на заросли кукурузы.

Вражеский патруль, пройдя через деревню, скрывается в южном направлении, куда надо идти и разведчикам. Старшина не рискует двигаться по дороге, и по совету партизана ребята выкатывают машины на узкую полевую, укрытую высокими кукурузой и подсолнухами дорогу и едут к ближнему лесу. Дальше мотоциклисты движутся по чуть приметной тропинке. Проводник то и дело останавливается и по каким-то только ему известным признакам и сигналам определяет, что вблизи опасности нет.

Перед выходом из леса и спуском к ручью он глушит машину, просит это же сделать разведчиков и долго осматривает в бинокль сперва перелесок за ручьем справа, потом поле, разделанное мелкими квадратами и прямоугольниками.

На одном ржаном квадрате появляются мужчина и две женщины. Хлеб созрел, пора убирать. Только мужчина больше курит, поддерживая соломенную шляпу. Его длинную и широкую рубаху раздувает ветер.
— Порядок в деревне, нет фашистов. Мы к ней и выедем, — сообщает поляк.

В деревушке разведчики прячут мотоциклы, а сами за проводником по пешеходному мостику перебегают через Вислоку и маскируются в прибрежном тальнике, с цветом которого сливается камуфляж комбинезонов.

Поляк, не оглядываясь, идет к крайнему дому, от которого вскоре едет велосипедист в другой конец деревни. Когда же посланец возвращается, на перилах крыльца хозяйка вывешивает половик и начинает бить палкой: сигнал, что можно идти в избу.

В деревне находится немецкий патруль, всего шесть человек. Пятеро убежали в лес, что примыкает к деревне, — там замечены дезертиры, — а один солдат спит под яблоней в саду, совсем недалеко, домов через пять. Разведчики идут по середине улицы, им опасаться нечего. Без шума они берут старика охранника и благополучно возвращаются к старшему лейтенанту...
— Где тот поляк, что подходил? — спрашивает Зуфар старшину подразделения, хлопочущего с поваром около походной кухни.
— Должно, дома сидит. Недавно меня самосадом угощал.
— Зови ко мне!
— Выручай, дружище, нужен «язык» из Мелеца. Хорошо бы танкиста, — просит Ганеев.
— Попробуем. Сейчас своим просигналю.

Поляк сразу же уходит. Как и куда он сигналит — непонятно, но, вернувшись, сообщает:
— Передал.

Партизанский сигнал быстро проходит через несколько приемопередаточных пунктов и поступает к боевой группе Армии людовой на станции Мелец. Там на опушке леса десять «пантер», разгруженных утром. Около них с десяток гитлеровцев — караул. Солдаты в полдень уходят к кухне на станцию, оставив одного часового. Выждав удобный момент, партизаны нападают на часового...
— Вот спасибо-то вам, — благодарит Ганеев.
— Вам спасибо, что вызволяете нас. Нех жие Армия Радзецка!

...На командном пункте армии несколько часов проходят относительно спокойно. Потом с севера доносится гром канонады. Он то усиливается, то становится глуше: может, звуковые волны проходят неравномерно или бой протекает рывками. Там пехота отбивает атаки противника на подступах к переправам. В окружающих лесах и по дорогам непрерывно тарахтит — подходят наши главные силы.
— Вас вызывает майор Мусатов! — запыхавшись, докладывает Катя Селезнева.

Разговоры у микрофона намеками, по таблицам, по коду. Много неясного, противоречивого. Лишь одно несомненно — есть от Ганеева пленные из самого Мелеца.
— Давайте их скорее в отдел!

На допрос первым входит крепкий, с продолговатым грязным лицом ефрейтор. Вероятно, не сразу он поднял руки при пленении — правый глаз утопает в синяке. Не ожидая нашего предложения, немец садится, снимает поношенную пыльную пилотку, прикрывает ею широкую латку на коленке, ладонью другой руки поправляет рассыпавшиеся волосы.
— Фамилия и имя? — спрашивает переводчик капитан Ромадин.

Пленный вскакивает, вывертывает локти в стороны, ладони прижимает к бедрам. У него белесые глаза навыкате. Отвечает громко и четко:
— Солдат 126-го мотопехотного полка 23-й танковой дивизии!
— Зачем же так волноваться? Сидите, пожалуйста, — успокаивает переводчик пленного. — Скажите, где ваш полк находился последний месяц?
— С 7 июня по 15 июля вел бои около Яссы. Потом его перебросили в Польшу, на Краковское направление. Стояли в лесах недалеко от Кросно. Два дня назад нашу роту погрузили на машины и перевезли в Мелец. Видел, как в Кросно готовили к погрузке танки.
— Крутить начинает! Танки в это время уже разгружались в Мелеце, а не готовились к погрузке в Кросно. Где правда? — строго спрашивает Петропавловский, сверкая глазами из-под нависших выгоревших бровей.

Резко поставленный вопрос Николай Петрович Ромадин переводит в своем стиле:
— Поясните, пожалуйста, как могло случиться, что ваши танки в Кросно только готовились к погрузке, а на станции Мелец они уже разгружались? Может, запамятовали что?
— Я говорю правду, и только правду. На станции Мелец в тот день, как мы прибыли, действительно танки разгружались, и они стоят там же в лесу. Могу точно показать на карте их место. Они вернулись из ремонта в нашу дивизию. Я их охранял.

Второй пленный подтвердил сосредоточение танковой дивизии.

«Языки» на официальных допросах, волнуясь, многое забывают, отвечают только на поставленные вопросы. В непринужденной же обстановке, с папироской в руках, пленные сообщают интереснейшие сведения. Не проходит и десяти минут, как Ромадин и «языки», шумно разговаривая, торопятся к Семенову.
— Алексей Семенович, какой дивизии принадлежит вот этот номер полевой почты? — Ромадин подает майору конверт.

Семенов глянул в справочник:
— 78-й пехотной. И всего лишь вчера проштемпелевано. Откуда оно взялось?
Когда Ромадин сообщает пленным, что письмо принадлежит солдату 78-й пехотной дивизии, они припоминают, что слышали о такой дивизии. Она разгружалась на соседней станции и ушла на восток, в лес.

Замысел врага становится ясен. По левому флангу будут наносить удар две танковые, одна пехотная дивизии. И ждать долго не придется, от силы дня через три-четыре быть атаке. Но теперь это уже не так опасно.

Удар противника встречает своим огнем находящаяся в резерве командарма танковая бригада гвардии полковника Бойко и армейский мотоциклетный полк майора Мусатова. Не удалось врагу выйти к переправам, а подоспевшие дивизии 5-й гвардейской армии опрокидывают его за Вислу. Теперь все внимание событиям, развертывающимся на плацдарме.

Среднее привисленское левобережье. Высокие, поросшие лесом холмы раздвинуты широкими плодородными долинами. Война на Сандомирщине еще не полыхала. Озимые поля убраны, яровые дозревают, пары готовятся под посев. Фольварки, деревни и села выглядят чище и целее, чем на правобережье.

Гвардии старший лейтенант Подгорбунский на плацдарме не находит себе места. Не в его характере быть в бездействии. Пока его бойцы зарывались по оградительному вдоль берега валу, переправившиеся разведчики 6-го мотоциклетного полка под командованием старшины Артамонова и стрелки 350-й дивизии 13-й армии продвинулись вперед и к утру закрепились километрах в четырех от берега. Старший лейтенант быть у кого-то в тылу считает не только обидным, но и оскорбительным. Потому-то он и мечется, поторапливает понтонщиков, оборудующих причал для приема парома с танками.

Небосвод на востоке светлеет. Скоро жди вражескую авиацию. Стрелки, автоматчики и артиллеристы углубляют щели, танкисты и десантники отрывают капониры. К плацдарму подходят новые зенитные батареи. На берегах реки появляются кучи дымовых шашек.

Наконец-то танки Подгорбунского на западном берегу. Команда — и взвод автоматчиков Шуры Барсукова садится на них десантом. Еще миг, и грозные машины с грохотом устремляются на запад, пересекают цепь нашей пехоты, закрепившейся для отражения возможных вражеских атак на переправу.

Перед лесом группа останавливается. Подгорбунский отбегает в сторону. Прислушивается, но никаких тревожащих звуков из лесу не слышно.
— Заводи! — на бегу командует Володя.

Впереди небольшой городок Сташув. Он еще в какой-то утренней дреме. Трижды сипловато сигналит маленький паровозик и смолкает, словно боясь разбудить горожан.
— Я на первой машине. Огонь без нужды не открывать, снаряды расходовать экономно; когда получим — неизвестно. Сразу же сквозь город выходи на противоположную сторону. На подготовку к налету — десять минут, — приказывает Подгорбунский Барсукову.

Вражеский гарнизон застигнут спящим. Перепуганные гитлеровцы, застегиваясь и подпоясываясь на бегу, первые минуты даже не стреляют. Уже в поле они торопливо роют мелкие окопы и поднимают пальбу. Наши танки на окраине Сташува прячутся за постройки, изготовляются для ведения огня.

Пулеметчики противника открывают огонь зажигательными пулями по деревянным постройкам. В трех местах полыхают пожары. Враг переходит в атаку густой цепью, в рост, неумело, без сочетания огня и движения. Разведчики поджидают, чтобы цель приблизилась, потом по ней открывают огонь из танковых и ручных пулеметов. Гитлеровцы торопливо убегают на тот же рубеж, с которого поднялись, и вновь открывают пальбу, на этот раз не только с фронта, но и в левый фланг.
— Что там? — резко спрашивает Подгорбунский запыхавшегося связного, прибежавшего от дозора с восточной стороны города.
— Сотни две готовятся к атаке!
— Лейтенант Дубинин, незаметно сняться и — за связным! Задержите там противника, пока мы не отойдем!
— Есть, задержать противника! — звонко отвечает совсем молодой командир машины и захлопывает за собой люк. Танк осторожно пятится, потом разворачивается на месте и скрывается за поворотом улицы.

Разведывательная группа уходит из города и закрепляется на опушке леса, седлая дорогу, ведущую к переправе.

Шура Барсуков в десятилетке изучал немецкий язык и в роте слывет за переводчика.
— Говорил с «языками»? — обращается к нему Подгорбунский.
— Немного. Они из двух саперных батальонов. Сообщают, что батальоны прибыли вчера укреплять западный берег Вислы. Вовремя мы поспели, упредили их!
— Какой-то поляк хочет обратиться до вас, — докладывает подбежавший Волков.
— Давай его быстрее! Вел бы сразу с собой.
— С ним лейтенант Дубинин разговаривает.
— Будто бы от партизан пришел, — сообщает подошедший лейтенант.
— Так, так, есть из партизан Роля-Жемерского, жолнеж Армии людовой. Наш отряд в лесу, недалечко от этого места, — подтверждает поляк.

Подгорбунский и Казимир — так назвался связной от польских партизан — о совместной атаке договариваются быстро: разведчики наносят удар с северо-востока, а партизаны — с северо-запада. В разгар боя подходит взвод автоматчиков старшины Артамонова из мотоциклетного полка, и полный перевес, получился на стороне разведчиков. Неся потери, гитлеровцы беспорядочно убегают.
— Донесите, что Сташув наш! — требует командир дозора.
— Далеко ушли, радиосвязи нет, — отвечает лейтенант Дубинин, через танковую рацию которого, поддерживается связь с батальоном.
— Тогда отвезите донесение, — приказывает Подгорбунский Волкову и тут же пишет: «Я в Сташуве. Фашисты прячутся в лесу южнее. Пленных отправил. Шлите снаряды. Думаю ударить на Хмельник. Подгорбунский».

Хмельник — узел шоссейных дорог. От него до Кельне — рукой подать. Группа Подгорбунского в тот же день подходит к городу, но от налета на противника воздерживается...
— Меня предупредили польские партизаны Роля-Жемерского, что в городе гитлеровцы приведены в боевую готовность, по восточной окраине установлены орудия, и подступы к нему держат под обстрелом. Одним словом, внезапности не будет, придется столкнуться грудь в грудь, а для этого у нас силенок маловато. Вот и пришлось уклониться от налета, как говорят одесситы, красиво разойтись, чертей бы им в печенки! — объясняет действия группы и свои поступки Подгорбунский, сидя против меня за складным столиком под широко раскинувшейся и необычно высокой яблоней.

Тянет ласковый ветерок. Он приносит запах полей, дорожной пыли, гари, пороха и все это разбавляет ароматом созревших яблок.

Бои, разгоревшиеся юго-западнее Сандомира, обобщенно называют у нас удержанием плацдарма, а у врага — стремлением ликвидировать плацдарм. К нам подходят соседние армии, танкисты генерала П. С. Рыбалко и 31-й танковый корпус генерала В. Е. Григорьева, сформированный в нашей армии и уже дважды встававший с нами плечом к плечу, когда нам приходилось туго.
— Сложная обстановочка, ничего другого не скажешь, — после изучения карты у майора Семенова говорит начальник разведывательного отдела штаба 31-го танкового корпуса Сальман Ахметович Тагиров. — Мы только что вышли на плацдарм, и добавить к вашим данным ничего не могу. А что здесь творится? — Сальман показывает на район Хмельника.
— Авиация отмечает скопление войск противника. Замечены танки. Там наиболее упорные бои. Полагаю, что отсюда, по наикратчайшему пути, гитлеровцы и будут наносить свои удары...

Вздыхаем и еще раз сожалеем, что не знаем силы противника против переправ. Который раз досадуем, что нет у нас Афанасия Ковальчука, угодившего в госпиталь. Заместитель командира 8-го гвардейского разведбата по политической части гвардии майор Сергей Яковлевич Шустов недавно говорил, что у них еще есть «специалист по тылам врага» гвардии старшина П. А. Баянов. Его и рядового Шеховцева решаем послать в тыл врага, в район Хмельника.

Минуют томительные сутки. Заметных изменений в ходе боя за это время не происходит, а скрытые нам неизвестны. О них-то и должен принести «кубик» Петр Александрович. И вот долгожданный доклад Андрияко, в голосе которого слышится нескрываемая радость:
— Баянов приказ противника притащил. Читаю из него два более важных пункта: «Пункт второй: 3-й танковый корпус наступает в восточном направлении с ближайшей задачей овладеть переправами через реку Чарну в районах Сташув, Ракув, в дальнейшем продолжает наступление в юго-восточном направлении на Баранув с целью соединения 12-й армии с 4-й танковой армией. Пункт третий: 16-й танковой дивизии наступать из района Хмельника в восточном направлении, уничтожить встречающиеся слабые группы противника, не обращая внимания на свои фланги. Ближайшая задача: захватить плацдарм на реке Чарне в районе Сташува».

Да, цели врага не ограничиваются лишь улучшением позиций. Он стремится ликвидировать наш плацдарм. Однако провал его удара заложен в преувеличении своих сил и, как всегда, в недооценке наших, сосредоточенных на плацдарме. Танковый корпус гитлеровцев не только не выходит к Висле, но не захватывает и плацдарма на восточном берегу небольшой речушки Чарны. Враг встречает здесь не «мелкие разрозненные группы», как предполагали гитлеровские генералы, а танковые и общевойсковые соединения.

При первой же возможности разговариваю с товарищами, добывшими приказ. Гвардии старшина Баянов рассказывает кратко и скупо, в форме военного рапорта. Его хорошо дополняет ходивший вместе с ним в тыл врага Вася Шеховцев, совсем еще молодой комсомолец, менее года назад призванный в армию:
— Как и обычно, через передовую мы переползли где по-пластунски, где на локтях, а где и на четвереньках. Так добрались до лесу. Замерли — противника нема. Поднялись, автоматы наизготовку и пошли сперва от дерева к дереву, потом в открытую. Может, километра четыре так шли, потом кто-то нас окликнул. Известно, робко стало, жмемся к деревьям. Больше молчим. Еще раз тот же голос кричит: «Гитлер капут! Нех живе Красная Армия!» И по-польски спрашивает, кто мы такие. Это оказались польские партизаны.

Вечером повалили на шоссейку дерево в таком месте, что его можно заметить только метров с пятидесяти, не дальше. Замаскировались как следует. Недолго ждали, от силы полчаса. Машина шла быстро, шофер заметил завал, затормозил, почти к самому дереву подъехал и стал разворачиваться. Тут мы и навалились на них, на фашистов-то.

Поминутно приходится менять «кубики», чтобы получить картину обстановки, наиболее приближенную к действительной. Если в своей основе канва картины за последний месяц остается неизменной — тот же плацдарм, те же цели сторон, — то детали меняются ежедневно. Еще вчера враг рвался к переправам с запада, а сегодня уже с северо-запада. Предвестником смены направления удара является бомбардировочная авиация: где она более многочисленна и активна, там и надо ждать атак. Вторая примета — шестиствольные минометы: они тоже обычно появляются на главном направлении.

Сложной и запутанной становится обстановка в районе Сандомира. Захватив за Вислой небольшой плацдарм севернее этого города, армия генерала Н. П. Пухова наступает на запад. Наши обессилевшие корпуса из района западнее Сандомира стремятся соединиться с ней и захлестнуть около 30 тысяч гитлеровцев. Но и противник все еще лелеет надежду ударами из района Сандомира и с запада окружить нашу армию, как первый шаг в ликвидации плацдарма. Таким образом, мы стремимся окружить противника, а он нас.

И опять в действиях противника не усматриваем трезвой логики. Он не только не отводит свои части из Сандомира, а усиливает полуокруженный гарнизон танками и шестиствольными минометами.

Мотоциклетный полк — мощная огневая и весьма подвижная часть. Внезапный налет на противника — основной тактический прием мотоциклистов. Командиру полка майору Мусатову такие действия по душе. Первый налет полк совершил в начале операции северо-восточнее Сокаля. Тогда ему не удалось захватить переправы через реку Западный Буг, враг быстро среагировал и сосредоточил на опасном направлении превосходящие силы, ослабив соседние участки.
— Дайте нам активную задачу или разрешите налет — просит Валентин Николаевич Мусатов.
Командарм нашу просьбу удовлетворяет.

Чем свирепее стороны дерутся днем, тем тише ночью. Надо им привести «хозяйство» в порядок, пополнить боевой комплект, осмотреть и заправить горючим машины, дать отдых и питание людям. В такую пору орудия и пулеметы ведут огонь лишь для отражения действий разведчиков.

Этой ночью привычный режим нарушается. Из-за гребня холма в полной темноте, приняв боевой порядок, выдвигается мотоциклетный полк. Около 300 машин — мотоциклы, бронетранспортеры, самоходки, танки — минуют боевые порядки стрелкового полка, включают фары на полный свет и открывают огонь из всех видов оружия. Невыносимая нагрузка на психику вражеских солдат.
— Мы ужинали, когда послышался глухой шум, — рассказывает пленный офицер. — Насторожились, никак не поймем, что же происходит на вашей стороне. Потом перед позициями появилась огненная лава, загрохотали взрывы, полетели в нашу сторону тысячи трассирующих пуль и снарядов, засвистели пули. Я скомандовал всем к оружию, но мою команду вряд ли кто слышал. Видел, что один пулемет открыл огонь, но скоро умолк, вероятно, его раздавил танк. Остальные солдаты — кто погиб, кто сбежал. Нет, это была ночь сплошного ужаса! Я спрятался в окоп, переждал, пока пройдут танки. Только хотел приподняться, но меня скрутили...

Ночной рейд мотоциклистов дал ощутимые результаты. Были взяты «языки» из пяти рот двух полков, раздавлены четыре минометные и одна артиллерийская батареи, уничтожено несколько десятков автомашин и повозок. Главный же итог налета в том, что он явился как бы «последней каплей», сломившей упорство противника в районе Сандомира. Утром воздушная разведка сообщает о сотнях машин, уходящих из сандомирской ловушки.

«Перехватить горловину, по которой враг отводит части» — таково общее мнение больших и малых начальников.

Узнав, что кому-то предстоит горячее дело, Подгорбунский не дает покоя подполковнику Андрияко:
— Пошлите меня, выполню! Клянусь честью коммуниста!
— Пойми, что противник не дурак. Он ждет удара по узкому месту и подготовился к отпору. Тут сила нужна, а не наскок. Не могу поддержать тебя в такой просьбе, — отказывает Андрияко. — Что тебе не сидится? Уже шесть ранений перенес, мало ли крови пролил и еще рвешься. Без риска жить не можешь, что ли?
— Товарищ гвардии подполковник, — официально обращается Подгорбунский. — Все, что вы говорите, — правда...
— Значит, идите, и по этому вопросу ко мне больше не обращайтесь! — лопается терпение у Андрияко.

Подгорбунский поворачивается кругом, отходит и садится на скамейку у стены соседнего дома. В минуты раздумий, отдыха и когда требуется успокоиться Владимир что-нибудь строгает острым армейским ножом. За этим занятием его и застает командующий армией, приехавший в штаб корпуса. Старший лейтенант пользуется случаем и вроде бы в частной беседе излагает свою просьбу...

После двухнедельной жары наступает пасмурная погода. Низко ползут серые тучи, роняя моросящий дождь. Самолеты не летают, и сведения о противнике могут поступать только от наземной разведки.
— Что доносит Подгорбунский? — спрашиваю у Андрияко.
— Он вчера погиб. Разберусь и доложу.

Часа через два ко мне в избу входят гвардии майор С. Я. Шустов и лейтенант медицинской службы П. 3. Зенин. После обычных приветствий они присаживаются к столу. Переглядываются между собой, хотят что-то сообщить важное, но не знают, как начать. Помогаю им преодолеть затруднение:
— Как же догадались заехать? Откуда пробираетесь?
— Подгорбунского хоронили в Дембе, — отвечает Сергей Яковлевич и смолкает. Он смотрит на меня в упор, пытаясь определить возможную реакцию с моей стороны.
— Очень тяжелая утрата, — говорю.

Даже не верится, что Володя, находивший выходы в сложнейших переплетах, не мог перехитрить врага, обмануть старуху-смерть и на этот раз. Кажется, что вот-вот широко распахнется дверь и в нее шумно ввалится Володя.
— Выяснили подробности гибели? — спрашиваю у Шустова.
— Из всех, кто был с ним, вернулось семь человек. И только двое каким-то чудом невредимы: гвардии лейтенант Каторкин и водитель бронетранспортера гвардии младший сержант Дегтярев. Они доложили подробности...

Долго Подгорбунский искал лазейку через линию фронта в расположение врага, но щели не нашел. Тогда он решил пробиться стремительным броском. Под утро группа внезапно атаковала противника в фольварке Бугай. Впереди шел танк, за ним бронетранспортеры, один из них с пушкой на прицепе, и замыкали колонну броневички. Разведчики открыли огонь. Расчет оправдался: противник был сбит. Танк на большой скорости ворвался в Лукаву, гитлеровцы бросились врассыпную. Дальше железная дорога. Танк на полотно взобрался, а остальные машины не смогли. Враг тоже не дремал и подтянул против разведчиков шесть танков и до батальона пехоты. Подгорбунский приказал командиру танка младшему лейтенанту Дубинину идти вперед и соединиться с нашими и таким образом перервать горловину. Остальным составом он принял бой. Лейтенант Каторкин тремя выстрелами из пушки поджег два танка, но и пушка вышла из строя. Вспыхнули броневички.

Подгорбунский был ранен сперва в ногу, потом в бок, но продолжал руководить боем. Кто мог держать оружие и бросать гранаты, продолжали сражаться. На какое-то время солдаты противника залегли, поджидая танки. Воспользовавшись этим, Подгорбунский приказал командирам машин скорее скрыться в овраге и отходить к своим. Но в овраг спустился только один бронетранспортер, в котором находился Владимир Николаевич Подгорбунский. Остальные машины были разбиты. Командир послал людей к подбитому бронетранспортеру, чтобы взять из него живых и мертвых.

С полкилометра разведчики ехали по оврагу вне обстрела, а когда выскочили на поле, опять попали под огонь. В одном месте метрах в ста от машины из окопа выскочили фашисты и открыли стрельбу. Володя поднялся, метко обстрелял бежавших солдат, заставил их залечь. Потом рядом с машиной разорвался снаряд, ударной волной ее чуть отбросило в сторону, и в этот момент Владимир Николаевич упал.
— Я встретил группу сразу же, как только она вышла обратно, — говорит Зенин. — Мне, фельдшеру, всего пришлось насмотреться...

Зенин смолкает, прячет глаза, губы мелко дрожат. Он шарит по карманам, достает зажигалку, чиркает и сразу же ее тушит. Не давая себе отчета, он эти действия повторяет несколько раз.
— Нас более всего поразило то, что Владимира Николаевича в кузове не оказалось. Видимо, воздушной волной его выбросило из машины, а другие в горячке этого не заметили. Вечером послали добровольцев искать старшего лейтенанта и вынести к себе. Не было еще случая в нашей части, чтобы кого-то оставлять. Нашли именно там, где подкинуло машину. Хорошо, что фашисты не видели, как он упал, и никто не набрел на него. Все сохранилось в целости: Звезда Героя, ордена, погоны. Володя ходил в бой всегда при всех регалиях.

Звонит телефон.
— Зайдите ко мне на минуточку, — говорит генерал Шалин.

Прощаюсь с Шустовым и Зениным и спешу к Михаилу Алексеевичу. Давно приметил, что если он вызывает «на минуточку», то, значит, дело неотложное, требует быстрого решения и разговор об этом может быть только с глазу на глаз.
— Сегодня из боев выходим. Собирайте свои части, сосредоточивайте пока здесь, — генерал показывает на лес километрах в десяти западнее Вислы. — А потом перейдете сюда, — он обводит круг в лесу на Львовщине.

С наступление» темноты мы покидаем плацдарм. Войска армии располагаются по лесам. Пять суток на устройство жилья, кухонь и мастерских различного назначения. Затем появляются стрельбища, полосы препятствий, танко-, авто- и мотодромы. Начинается упорная учеба.

ГЛАВНОЕ НАПРАВЛЕНИЕ

В конце ноября 1944 года 1-я гвардейская танковая армия из района западнее Львова совершает трехсоткилометровый марш и рассредоточивается по лесам северо-западнее Люблина. Мы оказываемся на Берлинском стратегическом направлении в составе 1-го Белорусского фронта под началом Маршала Советского Союза Г.К.Жукова.

После марша еще не разместились как следует, а генерал Шалин требует сведения о группировке противника перед 1-м Белорусским фронтом.

Не ожидая вызова, с майором А. С. Семеновым и капитаном Л. Б. Суллой едем в разведывательный отдел штаба фронта. Тщательно изучаем и переносим на свои карты обстановку в районах Магнушева и Пулавы, где есть наши плацдармы за Вислой. С одного из них нам наступать.

Войскам фронта противостояли три армейских корпуса противника, развернутые в первой линии 9-й армии, и 40-й танковый корпус в составе 19-й и 25-й танковых дивизий, составляющих ее второй эшелон. Наибольшая плотность живой силы и техники была создана против магнушевского плацдарма. Здесь на километр фронта приходилось полбатальона, 16 артиллерийских орудий, а в тылу на удалении 30 — 45 километров от линии фронта сосредоточены две резервные танковые дивизии, имеющие около 160 танков и самоходок.

На глубину 200 километров у противника было оборудовано семь оборонительных полос.

В штаб армии возвращаемся вечером. Майор Семенов и капитан Сулла готовят информацию для войск, а я спешу к генералу Шалину. Начальник штаба уже закончил прием вечерних докладов, подписал донесения и сводки в штаб фронта, и мы углубляемся в рассмотрение обстановки.

Рано утром вызывает к себе генерал М. Е. Катуков и с присущей ему скрупулезностью изучает группировку противника. И как это было кстати! В скором времени командарм, член Военного совета, начальник штаба и группа офицеров, в том числе и я, едем на командно-штабную игру, проводимую под руководством командующего фронтом на реальной обстановке.

Придавая большое значение тактической разведке, маршал Г. К. Жуков «гоняет» меня вводными больше, чем кого-либо другого. Я становлюсь в положение командира разведывательного дозора, группы, батальонами бригады. Я то уклоняюсь от боя, то смело атакую, преследую, пленю противника, доношу о выполнении задачи. Наконец-то я в своей должности.

— Доложите начальнику штаба армии, как ведете разведку ночью! — требует маршал.

Перечисляю задачи, поставленные штабам корпусов, указываю пункты, куда выдвинуты разведывательные группы и дозоры от армейских мотоциклетных полка и батальона. Потом решаюсь на эксперимент:

— За характером перегруппировки противника ночью ведут наблюдение экипажи У-2...
— А они есть в вашей армии?
— Никак нет, товарищ Маршал Советского Союза. Но надеемся получить.

Пауза. Кто-то смотрит на меня с сожалением, кто-то с сочувствием, подают еле заметные знаки: мол, не залезай дальше, а садись. Но давать «задний ход» уже поздно. Кратко излагаю опыт применения У-2 для разведки ночью в ходе сражения на Курской дуге.

— Можем дать? — в итоге спрашивает Г. К. Жуков у командующего воздушной армией генерала С. И. Руденко.

— Видимо, есть целесообразность дать и другим армиям, только не по полку, а по эскадрилье, чтоб всем хватило, — отвечает командующий 16-й воздушной армией.

В годы войны мне несколько раз пришлось присутствовать на докладах и самому докладывать маршалу Г. К. Жукову. Все знали о высокой требовательности заместителя Верховного главнокомандующего и немало волновались. С первых встреч, еще на Западном фронте, я сделал для себя вывод, что Г. К. Жуков не из тех начальников, которые не считаются с мнением подчиненных.

Нужно сказать, что в среде солдат Георгий Константинович держался просто, душевно. От него слышались шутки, советы старого служаки и серьезные ответы человека государственного масштаба на интересовавшие солдат вопросы.

И совершенно иначе, подчас круто, сурово и беспощадно он обходился с теми, кто имел много прав и власти и, упиваясь этим, допускал безответственность в своих личных поступках и действиях.

— Вас нельзя критиковать, на ваши действия запрещено жаловаться, так вы и решили, что вам все позволено и нет управы? — отчитывал маршал генерала, случайно поднятого на высоту бурными событиями войны. В скором времени генерал сдал командование и с большим понижением в звании и должности уехал к новому месту службы.

Становится известным план предстоящей операции. С магнушевского плацдарма 1-й Белорусский фронт будет наносить удар севернее Лодзи на Познань. Наша армия имеет задачу войти в прорыв в полосе 8-й гвардейской армии и стремительно наступать в направлении Нове-Място, Рава-Мазовецка, Лович, Кутно и в дальнейшем на Клево, Слупцу, Познань. На правом фланге армии действует 11-й танковый и на левом — 8-й механизированный гвардейские корпуса, имеющие в передовых отрядах 44-ю и 1-ю гвардейские танковые бригады.

Заканчиваем последние приготовления. Разведывательные дозоры и передовые отряды армии выдвигаются на плацдарм, маскируются. Вторые сутки подряд сыплет крупный сухой снег. В лесу относительно тихо, хотя в нем укрыта масса людей и техники.

В 6-м мотоциклетном полку проводим митинг. Гляжу на часы — восемь. Скоро должна начаться артиллерийская подготовка. И вот совсем рядом на западной опушке леса шипит «катюша» и сразу, словно в тяжелом припадке коклюша, надрывно грохают сотни тяжелых орудий. Земля мелко дрожит, с деревьев осыпается снег тяжелыми хлопьями.

Грохот становится глуше, и сквозь него прорезаются отдельные взрывы. Значит, артиллерия покатила огневой вал в тыл врага, а за ним идет атакующая пехота.

Пробивная сила нашей артиллерии к январю 1945 года достигла той мощи, которая способна сломить любую оборону. В боевых порядках противника вскоре после начала артподготовки образуются бреши. Дозоры бригад и мотоциклетный полк устремляются вперед.

Нас, танкистов, мало интересует первая полоса вражеской обороны, которую раздавит общевойсковая армия. Что предпримет противник в глубине — вот что нас волнует. У него в резерве две танковые дивизии, и армии предстоит между ними протискиваться. Что делается в этих дивизиях? Где и когда враг бросит их в контратаку?

Гвардии лейтенант Балюк возглавляет разведывательную группу 1-й гвардейской танковой бригады, состоящую из танкового взвода лейтенанта В. В. Беляева, взвода автоматчиков лейтенанта И. П. Гапона, отделения саперов и двух броневичков для связи.

Высокий, немного сутуловатый, Владимир Кириллович Балюк кажется неповоротливым, медлительным. Однако в боевом деле он становится «всевидящим и всеслышащим» и расторопным. Правой рукой Балюка является гвардии старший сержант Веряев. В роте ходила молва, что старшина заговорен от боевых неудач и ранений и что он нюхом и слухом за 5 километров чувствует бреши во вражеских позициях.

И на этот раз наметанный глаз Веряева не подводит: группа быстро проникает через боевые порядки противника и за какие-то полчаса углубляется на 10 километров в тыл. Так же как и утром, непрерывно сыплет снег, видимость — не более 100 шагов. Все внимание разведчиков сосредоточено на том, чтобы своевременно обнаружить опасность и укрыться.

— Впереди засада, — докладывает командиру взвода Веряев с головной машины.

Танки останавливаются, десант спешивается, изготовляется к бою. Завязывается перестрелка. Подходят главные силы бригады, батальоны развертываются и вступают в огневое состязание с противником.

Группа «скользит» по фронту и в лесу пленит большую группу немцев. Среди сдавшихся — капитан. Через полчаса он у меня на допросе.

— Кто вы и какой части? — спрашиваю гитлеровца.

Офицер оказывается из 19-й танковой дивизии, она мне знакома с сорок первого года. Ее били под Москвой, в районах Ярцева и Вязьмы, Спас-Деменска, Кантемировки и под Белгородом. В январе 1944 года при встрече с нашей армией она потеряла все танки юго-западнее Киева, а получив пополнение, была разбита в боях около Одессы. Заново комплектовалась в Голландии, опять угодила на Восточный фронт, еле унесла ноги с реки Нарев.

Пленный удивлен тем, что нам так хорошо известен путь его соединения. Больше он не пытается хвастаться боевыми заслугами своей дивизии. Он соглашается, что теперь хваленой дивизии дается последняя трепка.

— Мне не приходилось видеть, чтобы без боя, почти целиком сдался моторизованный батальон, да еще танковой дивизии. Как это случилось? — спрашиваю капитана.

— За последнее время часто замечал, что у солдат от офицеров появились секреты. С неделю назад во время налета вашей авиации погиб гестаповский офицер. Не от осколков, а от пули. Значит, его убили свои же. На нас, офицеров батальона, этот случай подействовал отрезвляюще. В ночь на 14 января дивизию подняли по тревоге и вывели в оборону. Атаковали ваши танки. Со своей группой я побежал по опушке и нарвался на «тридцатьчетверки». Тут и сдался в плен. И не раскаиваюсь.

Подполковник Дубинский ведет разговор с пленным 25-й танковой дивизии. Мотоциклист отвозил продукты танкистам на позиции и угодил в руки майора Казнодея. И эта дивизия в ночь на 13 января развернулась на втором оборонительном рубеже.

Для нас лучше, что противник вывел резервные танковые дивизии на рубеж обороны, привязал их к примитивно оборудованным позициям. Значит, в ближайшие дни контратак не будет, и требуется как можно быстрее преследовать разбитые дивизии, не дать их остаткам занять оборону на тыловых рубежах, понастроенных через каждые 30 — 40 километров. Надо следить за передвижением в тылу врага — не прозевать бы выход его резервов с запада.

Группа гвардии лейтенанта Балюка стремится как можно скорее войти в небольшой городок Нове-Място и захватить там мост через Пилицу. Она догоняет автоколонну, в которой есть и «пантеры». От нападения лейтенант воздерживается: враг ускорит отход и, как только пересечет реку, поднимет мост на воздух.

Группа сворачивает в сторону и километрах в трех по глухой просеке выходит к той же колонне ближе к голове. Вечерние сумерки становятся гуще, потом и совсем темнеет. Балюк пользуется минутным разрывом колонны, и его группа занимает место в общей веренице вражеских машин. Разберись при синих подфарниках, чьи это машины! Не догадались и полевые жандармы, пропуская колонну через мост.

Пройдя мост, «тридцатьчетверки» и бронетранспортеры выходят из колонны и встают «ежом». Еще минута, и разведчики уничтожают до десятка гитлеровцев. Балюк принял эту группу за саперов-подрывников, но ошибся; саперы были в другом месте и с первой же автоматной очередью мост взорвали. Поэтому-то от гвардии лейтенанта в течение пяти минут были получены два отрицающих друг друга радиодонесения: одно означает — мост в Нове-Мяето захватил исправным, и тут же другое, которое говорит, что противник мост взорвал. Вот и думай и гадай о событиях в местечке на Пилице!

— Повтори еще раз! — настаивает помощник начальника штаба бригады капитан А.А. Манукян. — Слышишь меня? Отвечай!

Балюк молчит. Ему некогда вести радиопереговоры. Вызов на бой противнику брошен. От взорванного моста хвост колонны шарахается в стороны. Тяжелые, неповоротливые грузовики при съезде с насыпи валятся под откос. Солдаты открывают бесприцельную стрельбу и разбегаются по лесу. На улицах образуются «пробки». Обычная картина паники.

Однако вскоре противник уясняет, что ему противостоят всего три танка с десантом автоматчиков. У него появляются «пантеры» и развертывается пехота. Сколько ее — ночью не видно, но вспышки выстрелов мелькают всюду. Не помогают и осветительные ракеты. Балюк отводит группу к реке. Разгорается жестокая схватка. С каждой минутой напор врага усиливается. Вспыхнул танк гвардии младшего лейтенанта А. Ф. Бодрова, перебита гусеница у другого танка. На исходе снаряды. Не продержаться разведчикам и пяти минут...

Где бой, там и пожары: горят машины, танки, дома, полыхает в небе широкое багровое зарево, словно подает весть в главные силы бригады о беде, случившейся с разведывательной группой. Танковые батальоны ускоряют движение и спасают остатки группы.

— В Нове-Място сходятся две шоссейные дороги, по которым отступают наши войска. Командующий 9-й армией приказал очистить северный берег Пилицы от русских и не допустить их в местечко, — рассказывает обер-лейтенант командир роты полевых жандармов-регулировщиков. — Через северную часть города должна была проходить колонна штаба. Там я выставил двенадцать постов.

Колонна штаба армии противника не идет на Нове-Мяето. Она свертывает на полевую труднопроезжую дорогу, но и там не избегает разгрома. 44-я гвардейская танковая бригада ударяет по колонне, рассеивает ее и захватывает автобусы оперативного отдела 9-ч армии противника со всеми документами. Среди них полный перечень частей армии, схемы обороны, приказы ставки Гитлера, командующего армией. Весьма ценная добыча не только для нас, но и для штаба фронта.

На левом фланге армии идет мотоциклетный полк. Километрах в десяти перед небольшой речкой Оджувол он догоняет отходящую колонну, прикрываемую «пантерами».

— Не с хвоста, а с головы бить по колонне, — предлагает майор Иванов. — Обойти стороной к самой переправе и отсечь.
— А «пантеры» бить в борт, — добавляет капитан Еременко. — Тоже зайти со стороны.
— Вы предложили, товарищ Иванов, вам и исполнять. Возьмите танковую роту Долгополова, посадите на нее десант автоматчиков, и с места в карьер! — распоряжается командир полка В. Н. Мусатов.

Остановка полка длится не более десяти минут, но и за это время колонна противника отрывается километра на три-четыре.

— Мы думали, что ваши от нас отстали, но вскоре заметили — километрах в трех справа на полной скорости шли нам наперерез ваши танки. Потом увидели, что нас берут в «котел», а поделать ничего не можем. Стреляем из автоматов, пулеметов, но толку никакого. Потом ваши танки захватили мост и ударили по голове колонны. Сразу же поднялась стрельба и в тылу. Машины свернули влево на открытое поле, но там много канав. Пешие и на повозках бросились, вправо, к лесу. По ним ударили пулеметы, — как бы жалуется гитлеровец-офицер на допросе.

После боя требуется подсчитать трофеи и донести о его итоге начальнику.

— Сколько показать убитыми, пленными, сколько захвачено машин, повозок и так далее? — спрашивает Иванов у Мусатова.
— Подсчитать бы надо, да некогда. По машинам! — командует Мусатов.
— Так как же донесем? — беспокоится начальник штаба.
— Передайте пока общую картину, и — вперед!
— Товарищ Карпенко, передайте в штаб армии:
«Полк разгромил колонну противника длиной в 5 километров», — распоряжается Иванов, довольный, что нашел подходящие слова.

Наконец-то небо проясняется. Эскадрильи за эскадрильями «илов» уходят на запад. Приемник в сети авиации оживает: «Я — «Ястреб-один». Дорога Нове-Място — Томашув забита машинами. Бомбы легли в цель». Как помогают нам донесения о том, что видят летчики в ближайшем тылу противника! Мусатов направляет на разбитую авиацией вражескую колонну группу капитана Еременко, и она завершает то, что начали штурмовики.

В эфире позывной самолета-разведчика. Летчик звонким голосом докладывает: «От Радома на Опочно в движении до 500 машин и 30 танков». Нет сомнения, что отходят остатки разбитых дивизий. «С запада замечены одиночные машины» — это доносит летчик самолета, который пролетает западнее Лодзи. Значит, подхода вражеских резервов пока не ожидается.

От разведчиков всех родов войск получаем только факты. В отдельности они не так-то значимы, но, когда сведения суммируются, действие противника становится понятным. Враг стремится вывести из-под танкового удара остатки разбитых дивизий и посадить в оборону на заранее подготовленных рубежах в своем тылу. Наша задача — не допустить этого.

Бригады удаляются за пределы досягаемости радиостанций. Где они, что делают бригады? Штабы корпусов на эти вопросы ответить не могут, по этой же причине командарм не может доложить командующему фронтом. Надо бы сменить командный пункт, подойти ближе к бригадам, но штаб фронта не разрешает, пока не сообщим, где бригады.

Восточнее Нове-Място, где развернут штаб армии, вспыхивает артиллерийская стрельба.
— Что там стряслось? — спрашивает генерал Шалин.

В голосе слышатся нотки вполне понятного волнения. Под напором стрелковых дивизий отходят довольно сильные группы противника по нашим тылам. Они стремятся вырваться из «котла». Наши дозоры уже доносили, что приближается «крупный блуждающий котел», в котором есть танки, артиллерия и свыше 1000 пехотинцев. Для штаба армии, оказавшегося в значительном отрыве от войск, это сила внушительная.

— Противник атакует Нове-Място с востока, — доносит командир 12-го гвардейского мотоциклетного батальона старший лейтенант В. А. Байков. — Развернул роты, веду бой. У противника 17 танков, у нас только шесть.

Враг рвется напролом. Атака следует за атакой. С нашей стороны вводятся подразделения охраны, ложится в цепь команда, сформированная из мужчин-связистов. Встали в боевые порядки танки командования армии. В критический момент подходит резервная танковая бригада, которой командует дважды Герой Советского Союза И. Н. Бойко. Поле усеяно трупами, а враг упрямо лезет с автоматами вперед на танки.

Наконец-то штаб фронта разрешает смену командного пункта. Не едем, а ползем. Дорога забита тылами наших корпусов и передовыми подразделениями стрелковых дивизий. Всюду видны разбитые и раздавленные вражеские повозки, автомашины, обгорелые танки и артиллерийские орудия. И так по шести маршрутам, по которым наступает армия. Невольно вспоминаю донесение майора Иванова: «Полк разгромил колонну противника общей длиной до 5 километров». По разгромленным колоннам врага можно определить победный путь наших корпусов.

В небольшом городке Ежуве колонну штаба встречает капитан М. В. Лапко, находившийся в 1-й гвардейской танковой бригаде. Он передает весьма важные трофейные документы, двух пленных офицеров из штаба 9-й армии противника и сообщает, что в этот городок неожиданно для врага ворвалась разведывательная группа под командованием гвардии капитана А. А. Манукяна от 1-й гвардейской танковой бригады, где он стал начальником разведки. Гитлеровцы ошеломлены дерзостью разведчиков и, не оказав сопротивления, отступили.

Гвардии капитан Манукян и раньше отличался смелостью, не случайно он награжден двумя орденами Красного Знамени, орденом Красной Звезды. За подвиги, проявленные в ходе наступления от Вислы к Одеру, в том числе и за смелый налет на Ежув, гвардии капитану Андронику Александровичу Манукяну присваивается звание Героя Советского Союза.

Ночью штаб движется быстрее, и к полудню следующего дня останавливаемся для работы в 40 километрах северо-восточнее Лодзи. Скачок командного пункта более чем на 100 километров в один мах! Такого еще не бывало! Оказывается, за прошлые сутки передовые бригады с боями прошли до 120 километров. Невиданные темпы!

С нашим приездом в поселок возвращаются местные жители, над трубами домов заклубились дымки. Во время переезда мы изрядно промерзли, устали и рады теплу. У печки нежно «мурлычет» самовар. На столе появляются солдатские сухари и консервы, караваи хозяйского хлеба и вареная картошка.

За главного «закоперщика» в этом деле, конечно, Сулла. Он сыплет шутки, прибаутки, удивляя поляков чистым польским произношением и знанием их обычаев. Когда же хозяева узнают, что Лев Борисович многие годы провел в Польше, был членом подпольной компартии и по ее заданию приезжал и в эти места, окончательно покоряются:

— У меня есть барзо смачнэ огурки и капуста, — причмокивая, хвастается хозяйка и лезет в подвал.
— Фашишчи! — кричит она.

Сразу же смолкаем. Неприятно быть в доме, когда под полом находятся солдаты противника.

— Выбрасывайте оружие! — командует Сулла. Наверх летят автоматы, карабины и парабеллумы.
— Все! — слышится голос снизу. — Гитлер капут!
— Вылезайте!

Телефонный звонок:
— Мы в двух домах обнаружили немцев. Разрешите прочесать всю деревню? — спрашивает комбат Бачков. — Слушаюсь, немедленно приступаю.

Батальон вылавливает свыше 200 солдат и офицеров. Немцы проявляют благоразумие, и пленение обходится без стрельбы.

Круглосуточно фашистские радиостанции шумят, что вот-вот свершится чудо, и «большевистские орды азиатов» будут не только остановлены, но и отброшены за Каспий и Урал. И что только не говорят генералы от пропаганды во главе с Геббельсом! И о том, что чем ближе к рейху и столице, тем все сильнее и сильнее возрастает сопротивление, и что на фронт уже отправлены соединения особой боеспособности и на днях они свершат перелом, и что, как никогда прежде, повысился боевой дух «гренадеров фюрера», и что скоро будет применено новое оружие, и так далее, и тому подомное. А пока дела обстоят так...

— Черт знает что! Уму непостижимо! — возмущается Ромадин. — Совершенно глухой солдат, ничего не слышит! Хоть из пушки бей над ухом — не повернется!

Всегда сдержанный и строгий в подборе выражений, Николай Петрович чертыхается. Для меня это ново.
— Может, контуженый немец-то?
— Да нет, никаких признаков. Посмотрите.

Робко входит человек лет сорока, в изодранной, протертой до дыр шинели гитлеровской армии. К пленению он относится, кажется, весьма безразлично, приняв его как наилучший выход из положения.

На вопрос, кто он, немец отвечает громко, что он глухой, и для большей убедительности затыкает уши пальцами.
— Николай Петрович, напишите вопрос на бумаге, — советую капитану.
Пленный читает записку и сразу же отвечает:
— Солдат 76-го пулеметного батальона.
— При контузии оглохли?
— Не слышу с детства. Весь наш батальон из тугоухих. Обучили стрельбе из пулемета, и — на фронт, в окопы. Ночь была темная, не заметили, как подкрались русские и сразу же схватили...

Разведывательные подразделения выходят на рубеж Сампольно — Варта, что километрах в двухстах за Вислой и значится у нас на картах под кодировкой «404». Там оборудованы позиции для пехоты, танков и артиллерии. Об этом говорили многие пленные, местные жители и подтверждала воздушная разведка.

«На 404-м взяты пленные, — сообщает начальник разведывательного отдела штаба 11-го гвардейского танкового корпуса подполковник Титов. — Пленные из дивизии «Бранденбург» и 10-й моторизованной. Дрались довольно-таки стойко».

Майор Семенов — за «святцы», а в них никаких упоминаний о дивизии «Бранденбург». Значит, новое формирование. Надо скорее узнать, откуда взялась эта дивизия, как построена группировка противника на заранее подготовленном рубеже.
— Через час буду у вас, — предупреждаю Петра Ивановича и лечу к нему на «воздушном извозчике».

Начальник разведки корпуса встречает меня на посадочной площадке. Высокого роста, сухой и прямой, как железный аршин, подполковник Титов глядит поверх моей головы куда-то вдаль, видимо, считает неудобным смотреть на начальство сверху вниз. После приветствий, глянув на часы, напоминает:
— Время почти обеденное.
— Сначала разберемся с пленными.
— Если так, то поедем прямо на сборный пункт, они там, — говорит Петр Иванович и, согнувшись в три погибели, лезет в фанерную будку «виллиса».

Допрашиваем «языков». Да, верно, появились резервы, выведенные из глубины Германии. В первом своем «издании» дивизия «Бранденбург» сформирована в 1942 году для выполнения специальных особо важных задач и была послушным орудием в руках руководителя фашистской разведки адмирала Канариса.

В середине 1944 года стало ясно, что безумный азарт Гитлера не приведет к победе. На фюрера неудачно совершилось покушение. Канарис попал в камеру пыток Гиммлера, а его дивизию в корне перестроили, и во «втором издании» от прежней дивизии осталось только название «Брачденбург». Она встретилась на нашем пути далеко не в полном составе, не успев сформироваться и сосредоточиться.

Из 10-й моторизованной дивизии прибыли только два батальона; где остальные, пленные не знают. «Приказано умереть, но красных задержать до подхода главных сил дивизии», — в один голос говорят немцы.

— И еще есть «чудо-богатыри», а из какого воинства — не имею представления, только что доставил майор Казнодей, — улыбается Титов, представляя пять странных солдат. Двое из них в шинелях, армейских сапогах и на головах форменные пилотки, но в своих домашних пиджаках и брюках. У троих же, наоборот, армейские кители и брюки, но сверху гражданская одежда.

Кадровые солдаты гитлеровской армии еще в сорок первом году, находясь в плену, вместо приветствия говорили: «Гитлер капут», эти же старикашки ввалились в дверь скопом и сразу:
— Гутен таг!

Рассматриваю вошедших с нескрываемым любопытством и с обидой, что против нас, гвардейцев-танкистов, и вдруг враг бросает то тугоухих, то необмундированных стариков. Вот оно, проявление ужасной трагедии целого народа, послушно шагнувшего в свое время за фюрером. Если бы немцы не пришли на нашу землю, мы бы тоже здесь не были...
— Что это за маскарад?
Старики почти хором отвечают:
— Фольксштурм!
— Так вот что за «воинство»! Присаживайтесь, рассказывайте о новом «чуде» Геббельса.

Осмелев, пленные не отказываются закурить. Обрюзгший, с обвисшими щеками, страдающий одышкой старик, перемолвившись с другими, ведет речь:

— 25 сентября прошлого года Гитлер издал указ, в котором говорилось: «Для усиления активных сил страны и особенно в целях ведения беспощадной борьбы там, где враг вступит на нашу территорию, я призываю немецких мужчин в возрасте от 16 до 60 лет и способных носить оружие в фольксштурм». Правильно я процитировал? — спрашивает рассказчик у своих однополчан.
— Когда и где призваны в фольксштурм?
— Мы познанские. Лишь третий день, как влились «в активные силы нашей страны» и находимся в роли «непобедимых», — горько шутит старик с одышкой. — Вся затея с фольксштурмом ничего не стоит, — он делает жест рукой и говорит совсем серьезно: — Хотя бы взять вопрос об оружии. Выдали, и то не всем, ржавые французские винтовки от прошлой войны и к ним по пять патронов.

— Обратите внимание, — встает солдат в шинели, но в домашнем пиджаке, опираясь на толстую палку. — Я хромой с десяти лет. Нога не сгибается в ступне, ограниченно в колене и к тому же короче другой. И все равно врач признал годным, хотя мне 65 лет.
— Много у вас таких «вояк»? — спрашиваю Титова.
— С сотню будет. Как прикажете с ними поступить? — спрашивает подполковник. — К вам направить?
— Покормите посытнее и отправьте по домам. Пока они доберутся до своих хат, мы будем за Познанью.

Когда фольксштурмисты узнают, что мы их отпускаем, бурно протестуют:
— Нельзя нам возвращаться домой, расстреляют, — негодует высокий худой пленный.
— Да что волноваться, мы не успеем дойти до Познани, как там будут русские, — замечает старик с одышкой. — Только надо скорее от этого избавиться, — трясет он пилоткой.

Пока я находился у Титова, в отдел доставили пленных шести вновь появившихся частей. Ссылаясь на их показания, майор Семенов подготовил карту, на которой наглядно видно, что, задержись наша армия хотя бы на сутки, пришлось бы ей прорывать оборону противника с большими усилиями. Но мы упредили врага и его резервы разгромили по частям на подходе.

— Сколько еще будет до Одера рубежей, выгодных для обороны? Много! Взять хотя бы реку Варту у Познани. Туда-то резервы наверняка не опоздают, — размышляя над картой, говорит командарм М. Е. Катуков. — Соболев, сейчас же берите мотоциклетный полк и скорее в Познань. Что там делать — сами знаете.

В отделе перечитываю сведения, имеющиеся о Познани. Крупный город, когда-то был первоклассной крепостью. Он и сейчас, наверное, является хребтом обороны рубежа по Варте, ключом к укрепленному междуречью Варты и Эльбы. Это крупный узел железных и шоссейных дорог. Вокруг Познани десятки аэродромов с твердым покрытием, десятки интендантских и артиллерийских складов, сотни крупных и средних промышленных предприятий, в том числе и военных.

Коренное население Познани и ее окрестностей — поляки. Оно подпало под власть гитлеровцев в !939 году. Нам известно, что при подходе частей Советской Армии гестаповцы и чиновники фашистской администрации не пытаются искать помощи, защиты и укрытия у местного населения, а поспешно убегают на запад.

К Мусатову приезжаю утром. Полк в сборе, и через полчаса выступаем. Передовую бригаду механизированного корпуса догоняем на Варте у города Конина. Оказывается, лед не выдерживает тяжести танков. Мы для своего полка ищем переправу восточнее. Всюду берега реки высокие, крутые, требуют оборудования. У нас же нет специалистов для этого, да и время не хочется терять.

— Мы можем показывать дорогу через реку, — предлагают поляки свою помощь. — Правда, ту дорогу охраняют немцы, но их мало, одна рота с пушкой.

Лишь только мотоциклетная рота старшего лейтенанта В. В. Овечкина появляется на виду у противника, как враг открывает огонь. Разведчики засекают пулеметы гитлеровцев.

Танковая рота и артиллерийский дивизион принимают боевые порядки. Капитан Еременко нацеливает на кусты, в которых, вероятно, спрятана пушка, все орудия дивизиона, но команду на открытие огня не дает — надо дождаться, когда пушка себя покажет. Расходовать снаряды впустую нельзя: подвоз боеприпасов может задержаться.

Танки идут к реке, за ними транспортеры с автоматчиками. С обеих сторон огонь. Автоматчики спешиваются. Вспыхивает пламя в кустах, и сразу же туда летит дюжина снарядов, выпущенных дивизионом. Больше вражеская пушка не стреляет.

Противник прекращает огонь, и подразделения устремляются через реку. Лишь «тридцатьчетверки» не могут преодолеть реку, и танкисты с явной завистью провожают своих однополчан.

Вечером полк сосредоточивается в центре города Голины. Штаб полка размещаем в двухэтажном особняке, выходящем фасадом на площадь. Хозяин, тучный поляк из чиновников, встречает меня низким поклоном, крепким рукопожатием. Он представляет жену, высокую статную женщину лет сорока пяти с красивыми чертами лица.
— Будет ли пан пулковник меть час, чтобы кушать? — спрашивает она, сочетая русские и польские слова.

Я не отказываюсь. Но ужин в западном стиле только распаляет аппетит, тем более что ночью мы привыкли обедать. Прошу шофера принести что-либо поплотнее из походной кухни. Не успеваю разделаться с кашей, как шумно вбегает крайне возбужденный Овечкин:
— Патруль сообщает — в городе фашисты! Недавно вошли с севера. Послал Приезжева разведать.

Приводим полк в боеготовность. Настороженно вслушиваемся в разбуженную тишину. Подозрительного пока ничего нет. Тем не менее вижу, как из соседнего дома польская семья поспешно убегает в погреб. Значит, весть о появлении немцев дошла до местных жителей, и они ожидают бой. Возвращается старший сержант Приезжев.
— Поляки говорят, что какие-то фольксштурмовцы. Будто бы много, — неопределенно докладывает он.
— «Язык» нужен!

Ловить, хватать или тащить «языка» не приходится. Он является сам в сопровождении местного жителя.
— Мы есть цвай батальон. Берлин сформированы пять суток цурюк. Спрашивал его, — перебежчик показывает на поляка, — спрятать, а он говорит: «Русский есть в город». — «Тогда к ним геен». Для меня это был отшень приятный неожиданность. Их хат, как это по-русский язык, я был русский плен пятнадцатый год.

Чтобы обойтись без кровопролития, решаем выслать к немцам парламентера. Пусть фольксштурмисты немедленно сдаются. Вести переговоры поручаем Овечкину. У него голос громкий, внушительный.

Когда же наш парламентер предлагает сложить оружие, в ответ раздаются выстрелы.
— Нике шиссен! Ком к нам в плен! Гитлер капут! — еще громче и повелительнее кричит старший лейтенант.

Стрельба со стороны противника продолжается. Наш парламентер ранен в руку. Спешившись, мотоциклисты бросаются в атаку. Их поддерживают бронетранспортеры огнем из крупнокалиберных пулеметов. Старший сержант Приезжев на своей машине выскакивает за город и преследует огнем убегающих в поле фашистов.

Противник сдается. Фольксштурмисты, идя вереницей, бросают винтовки и патроны в кучу, приговаривают: «Гитлер капут». Они уже знают, как надо сдаваться в плен. Многие «вояки» без оружия и не обмундированы.

Столицей фашистской Германии мы интересуемся давно. Сперва ради любопытства выясняли о налетах на нее союзнической авиации, о разрушениях, о настроении берлинцев. Начиная с осени 1943 года об этом городе накапливаем сведения уже военного характера и откровенно мечтаем об участии в штурме фашистского логова. Когда же нашу армию «подняли» в район севернее Люблина, мы больше не сомневаемся, что в Берлине будем, и теперь ведем целеустремленный сбор самых разнообразных сведений об этом городе.

Рассказы пленных о Берлине, из которого они уехали всего лишь пять дней назад, являются новейшими сведениями о состоянии вражеской столицы и настроении ее жителей.

Несмотря на ночное время, с пленными проводим краткий «митинг». Наказываем немедленно возвращаться домой, рассказать всем соседям, что были в русском плену и что русские отпустили. «Не вздумайте еще раз взяться за ружьишки, — предупреждаем их. — Тогда уж скидки на старость и милости не будет». Конечно, не забываю узнать от берлинцев, как укреплен западный берег Одера, что пленные видели в Познани. На всякий случай записываю несколько десятков домашних адресов. С этим «надежду фюрера и чудо Геббельса» отпускаем на все четыре стороны.

Наступая к Познани и рубежу реки Варты, армия имеет впереди щупальцы, вытянутые на десятки километров. На правом крыле армии разведывательная группа 9-го гвардейского мотоциклетного батальона и параллельно ей, в 10 километрах левее, Отдельный разведывательный дозор 44-й гвардейской танковой бригады 11-го гвардейского танкового корпуса. Рассеивая отходящие группы противника и сминая его там, где сопротивляется, разведчики километр за километром продвигаются к цели, к реке Варте.

На левом фланге армии действуют разведгруппы 8-го гвардейского мехкорпуса. Донесения гвардии капитана Г. С. Дягилева изобилуют цифровым материалом: «Захватил два артсклада, 100 тысяч мин и снарядов», «На аэродроме 36 самолетов без горючего», «Разогнал батальон фольксштурма, человек 500».

В разведывательную часть на должность командира взвода лейтенант Дягилев прибыл в октябре 1942 года после окончания военного училища. Жизнерадостный, неунывающий, веселый и ловкий, он выделяется среди своих сослуживцев постоянной готовностью к подвигу и собранностью. Разведчики ему верят, гордятся своим командиром. Этот боевой командир ежегодно получает по две награды: в 1943 году — медаль «3а боевые заслуги» и орден Отечественной войны, в 1944 году — ордена Красного Знамени и Красной Звезды. Забегая вперед, скажу, что и в 1945 году он будет награжден орденами Александра Невского и Отечественной войны. Если учесть, что каждая награда выдается, как правило, за какую-то сумму подвигов и очень редко — за один, то можно представить, как насыщена разведывательными делами боевая биография гвардии капитана Дягилева.

У него смелость и горячность уживаются с осторожностью, которая сдерживает от опрометчивых действий, необдуманных шагов, заставляет находить верное решение, а горячность и смелость помогают немедленно со всей страстью проводить его в жизнь...

На центральном направлении мотоциклетный полк из Голины выступает рано утром.

По шоссе на Познань он продвигается быстро, не встречая сопротивления. При подходе к населенному пункту Слупце, названному фашистами после 1939 года Гренценхаузен, разведывательная группа Еременко принимает боевой порядок: противник открыл сильный огонь из минометов и пулеметов. По мере подхода развертывается на огневых позициях минометная рота Ганеева и открывает огонь, включаются в бой артдивизион и пулеметная рота. Стычка принимает затяжной характер.

— Разрешите с ротой бронетранспортеров обойти стороной и ударить по противнику с тыла, — просит майор Петропавловский, назначенный заместителем командира 6-го мотоциклетного полка.

Маневр от противника скрыть не удается, и, чтобы не оказаться в ловушке, враг поспешно снимает заслон и отходит.

Группа Еременко с ходу вклинивается в восточную окраину Познани. Но вскоре от нее поступают вести: противник открыл мощный артиллерийский заградительный и сильный пулеметный огонь.

Мы горим желанием рвануться вперед, чтобы дать помощь группе, оказавшейся в беде, закрепить, а если будет возможность, расширить плацдарм в городе и зацепиться хотя бы за два-три квартала. Однако в полку нет горючего, и Еременко вынужден отойти.

Прихватив с собой плененного в городе подполковника, возвращаюсь в штаб армии, который развернулся в 20 километрах перед Познанью.

Подполковник на все вопросы отвечает обстоятельно, со знанием дела, не пытаясь прикидываться неосведомленным. Когда же речь заходит о Познани как крепости, забывает, что он на допросе, и словно читает лекцию перед аудиторией, заслуживающей полного доверия. Он схематично чертит план крепости с ее фортами, железобетонными капонирами и другими фортификационными сооружениями.

— Как видите, система обороны города является круговой и состоит из трех обводов. Внешний — по окраине города, второй — от района Вильда по улице Пильна до Золач и третий — центральный. Он включает в себя старую часть города и цитадель. По обводам крепости все здания приспособлены к обороне. В их стенах пробиты бойницы, большинство окон заложено мешками с песком и тоже превращено в бойницы. Подвалы зданий между собой соединены ходами, и целые кварталы представляют единые оборонительные узлы. Гарнизон крепости свыше 20 тысяч.

«Так вот какова крепость Познань! А мы-то думали ее взять с ходу», — невольно укоряю себя, слушая «лекцию» пленного.
— Познань является главным стержнем обороны по рубежу Варты. Западнее этого рубежа проходит оборона по реке Обре, еще западнее — мощный укрепленный район, называемый Мезерицким. Следует отметить, что междуречье Варты и Одера изрядно напичкано оборонительными рубежами и называется «Укрепленный четырехугольник», — заканчивает подполковник.

— Нет, брат, нас в Познань калачом не заманишь, — говорит командарм М. Е. Катуков, когда ему докладывают об укреплениях в городе. — Ищите скорее лазейки в обход этой танковой душегубки. Сейчас же попрошу командующего фронтом освободить нас от штурма.

Разведывательные подразделения щупают западный берег Варты уже на 60-километровом фронте. Они всюду встречают огонь противника, везде видят окопы. Враг сумел занять рубеж по Варте до нашего подхода.

Сама собой встает задача узнать, что за части обороняются по западному берегу реки, где слабые места у противника, переправы или броды через Варту.

Севернее Познани разведчики исползали весь берег, но переправиться не смогли. Районы бродов и места, удобные для форсирования, находятся под огнем артиллерии и танков. Стоит нашим частям пренебречь маскировкой, как из-за Варты летят десятки снарядов. Там обороняются две дивизии: танковая и моторизованная.

Южнее Познани дело иное: не видно танков, не слышно артиллерии и противник нервничает — верный признак его слабости. Пленные самых разнообразных формирований: батальоны фольксштурма, выздоравливающих, роты «по тревоге», боевые группы, команды из военных училищ.

Рота Героя Советского Союза Устименко скрытно форсирует Варту и выбивает противника из опорного пункта за рекой. Вскоре на тот берег переправляется мотострелковый батальон, а за ним и вся бригада.

Не теряя времени, Андрияко перебрасывает на плацдарм разведгруппу гвардии лейтенанта Барсукова, чтобы проникнуть за Познань. В деревне Котово, что в 3 километрах юго-западнее Познани, группа сталкивается с отрядом велосипедистов и в коротком бою громит это новое моторизованное подразделение. Западнее города гвардии лейтенант обнаруживает аэродром и нападает на него с двух сторон. Команда обслуживания и летный состав, не ожидавшие такого скорого появления русских, в панике разбегаются, оставляя около сотни исправных самолетов.

Главные силы нашего мехкорпуса охватывают город с юго-запада и севера, а с востока к нему подходят стрелковые дивизии. Крепость оказывается в кольце советских войск. Командующий фронтом Маршал Советского Союза Г. К. Жуков приказывает 8-й гвардейской армии штурмовать город, а нам продолжать наступление и захватить плацдарм на западном берегу Одера где-то на участке Кюстрин — Франкфурт.

Пока механизированный корпус высвобождается у Познани, а танковый корпус совершает маневр на переправы южнее, мотоциклетный полк ведет разведку на широком фронте, подготовляя предстоящие действия армии.

Еле успеваем фиксировать вновь появляющиеся части: унтер-офицерская школа «Шпандау», полк «Гартманх», боевые группы «Шрек» и «Грец», саперные, строительные, штрафные батальоны, транспортные взводы и даже мостовая команда.
— Типичные части-бабочки, — дает меткое название подполковник Дубинский. — Живет каждая от силы неделю.

После погожих дней циклон с Атлантики гонит тяжелые тучи. Мелкий сухой снег освежает белый покров земли, прячет следы поспешно убегающих гитлеровцев и мины, в большом количестве разбросанные ими по дорогам.

Разведгруппа Еременко идет по автостраде Познань — Берлин. В головном дозоре сержант Грибков. Он стремится преследовать врага по пятам и избежать подрыва на минах. Иногда гитлеровцы развертываются для боя, чтобы прикрыть работы саперов-минеров, но с приближением дозора, немного постреляв, вновь откатываются.

На северной окраине небольшого городка Тирштигеля сержант Грибков замечает большую группу гитлеровцев, занятых земляными работами. Он с ходу их атакует и врывается в город.

Но дорогу преграждает река Обра, мост через которую разрушен. По западному берегу реки сплошные траншеи, проволочные заграждения и противотанковые препятствия. Из-за леса по восточной части города вражеский дивизион ставит заградительные огни.

Другая разведгруппа от полка под командованием капитана Усанова должна захватить переправу через Обру в Штрезе. В голове группы дозор старшины Ивана Шаповалова. Это опытный боец, его подвиги отмечены двумя орденами Красного Знамени, орденами Отечественной войны и Красной Звезды, двумя медалями «За отвагу».

Дебют в войсковой разведке у Шаповалова был блестящий: дозор под его командованием доставил сразу семь «языков». Однажды он со своим отделением замаскировался в ничейной полосе и трое суток в зимнее время находился в засаде, выжидая врага. Наконец-то ночью из-за заграждения появились три гитлеровца. Они шли прямо на засаду. По каким-то признакам фашисты обнаружили разведчиков и пустились наутек. Шаповалов бросился вдогонку. Чтобы иметь превосходство в скорости, Иван скинул полушубок, догнал двух рядом бежавших фашистов и сцапал их за воротники...

Сопротивление противника на Обре для нас не явилось неожиданностью. Система озер, вытянутых с севера на юг и соединенных между собой глубокой рекой Оброй, представляет природную преграду, по западному берегу которой отрыты окопы, установлены проволочные заграждения, а на танкоопасных направлениях вырыты широкие и глубокие рвы.

Узнаем, что нам противостоит армейский корпус в составе двух пехотных дивизий, пяти отдельных полков, двух унтер-офицерских школ, трех боевых групп и восьми отдельных батальонов. Это сила не малая, около 50 тысяч человек. Вражеские повадки знаем: он не будет ждать, когда мы его стукнем, а бросится первым. Но где и когда?

Ответ на эти вопросы добывают разведчики подполковника Титова. Они захватывают заблудившегося офицера связи с приказом командира немецкого корпуса. Вот что пишет генерал Претцель:

«...Положение требует, чтобы командиры полков употребили все усилия для улучшения позиций, организации частей и повышения их боеспособности. Требую пресекать всеми средствами расхлябанность и бездеятельность. На позициях драться до последнего, и в этом вопросе у каждого солдата должна быть полная ясностью».

Далее в приказе предлагается создать в каждом взводе, роте, батарее из проверенных солдат группы ближнего боя против танков, «при этом организация групп должна производиться не по чинам, а по способностям». И только после угроз и поучений генерал Претцель ставит боевую задачу: «Мой корпус в 6.30 28.1.45 года атакует вражеские позиции восточнее Штрезе, прорывает его оборону и наступает в юго-восточном направлении с целью уничтожения вражеских танков».

Командарм М. Е. Катуков принимает меры, и замыслы врага безнадежно рушатся. Генерал Претцель так и не перешел в наступление. На плечах его корпуса наша армия форсирует Обру, захватывает плацдарм и быстро его расширяет.

Дубинский привозит от подполковника Титова несколько мешков трофейных документов, захваченных Казнодеем при разгроме вражеских штабов. Все офицеры отдела, мало-мальски знающие немецкий язык, принимаются за разборку добычи. Ищем то, что может пригодиться для организации боя. Сортировка подходит к концу, а в активе ни одной нужной бумажки; самые свежие документы четырехдневной давности. Видимо, за последнее время штабы убегали, и им некогда было заниматься бумажными делами. Но вот среди россыпи находим схему Мезерицкого укрепленного района.

Пленный офицер нам говорил об укреплениях по старой польско-германской границе, и неожиданная находка сразу же приковывает к себе наше внимание. Ведь преодоление этого укрепрайона — наша очередная задача, и трудно предположить, чтобы враг не занял его войсками.

Не успеваем как следует осознать значимость найденного «кубика», как получаем информацию из оперативного отдела:
— Бригада Гусаковского находится в 10 километрах западнее Мезерица, а главные силы корпуса в 5 километрах восточное его.

Значит, и этот рубеж — пройденный этап. Схему-«кубик» откладываем в сторону, она уже потеряла для нас ценность. Однако вскоре успех на фронте сменяется топтанием на месте: на Мезерицком направлении главные силы 11-го гвардейского танкового корпуса развертываются в боевой порядок, но продвинуться не могут. Бригада Гусаковского в 30 километрах в тылу врага вынуждена перейти к круговой обороне и отражать контратаки. На левом фланге армии механизированный корпус также встречен мощным артиллерийским и пулеметным огнем.

Проходят часы, а положение не меняется. Генерал Катуков склоняется над схемой, что-то подсчитывает, измеряет циркулем, потом смотрит на карту, сличает со схемой. Он словно не видит и не слышит, что делается вокруг. Михаил Ефимович выслушал предложения многих ближайших помощников и теперь ищет решение, чтобы скорее двинуть армию вперед.

Наконец генерал отрывается от карты:
— На прорыв с плановой подготовкой потребуется минимум трое суток: пока-то соберем силы, подвезем боеприпасы, горючее, доведем задачи до исполнителей, создадим штурмовые группы, дождемся фронтовых средств усиления... А что сможет за это время сделать противник? Он подтянет резервы, приведет в порядок отходящие части, очистит свой тыл от бригады Гусаковского. Нет, надо как можно быстрее разрядить обстановку.

После такого вступления командарм обращается ко мне:
— Теоретически разведчикам не положено рвать укрепрайон, но нет и правила без исключения. Создадим вам отряд из мотоциклетного и танкового полков и благословим на ратный подвиг. Задача — пробиться через укрепления, соединиться с Гусаковским и тянуть за собой к Одеру всю армию. Задача очень тяжелая, но ее надо выполнить. Вопросы есть?
— Горючее будет?
— Могу дать не более чем по полторы тонны дизельного топлива и бензина. Больше нет, и подвезут только завтра. Ищите по пути...

Скверная дорога еще больше ухудшается. Снег сменяется какой-то противной смесью мелкого дождя и ледяной крупы. Быстро опускается непроглядная темень. Надрывно урчат двигатели машин. Особенно бедствуют мотоциклисты. Не только автоматчики, но и водители машин идут рядом с ними и непрерывно толкают. Скорость движения иногда падает до 3 километров в час.

Кое-как добираемся до города Швибуса. Незадолго до нас там был бой. Двухтысячный «подвижный котел» противника пытался пробиться на запад. Это ему не удалось. В городе полыхают пожары, рушатся стены, заваливая узкие улицы горящими головнями и кирпичом.

Западнее города дорога забита войсками. Разыскиваю приданный танковый полк. Его командир гвардии подполковник Ярецкий докладывает, что не мешало бы получить горючее, но негде.
Впереди с обеих сторон стреляют танки и артиллерия, гулко рвутся снаряды и мины, бьют пулеметы и сотни автоматов. Артдивизионы гитлеровцев ставят заградительные огни. Взлетают ракеты, и от них небо становится то бледно-розовым, то салатовым. Танки атаковать не могут: перед ними канал метров семи шириной, а мост через него разрушен.

В бой втянулись почти все силы корпуса, но без удара танками они бессильны разгромить заслон противника. Высылаем дозоры на поиск переправ через канал и по полевой дороге сворачиваем на север. Уже неплохо, что отделяемся от бригад. Но дорога не наезжена, глубина снежного покрова свыше полуметра. Мотоциклы оставляем — нет бензина.

Наступает хмурое снежное утро. За каналом — деревня. Более отчетливо видны ближайшие к нам три серых дома с острыми высокими черепичными крышами. Почему враг молчит? У него же тут долговременные огневые точки, и каждый метр в их секторах пристрелян?

Темная туча проходит на восток. Сразу становится светлее. Видна вся деревня. Сличаем схему укрепрайона с местностью. Находим одно, второе... пятое железобетонные гнезда, артиллерийские капониры, массивные надолбы против танков. Замечаем, как из одного дома за ближайшие к нему постройки перебегает вражеский солдат. Значит, и здесь противник занимает оборонительные сооружения, а не только перед корпусами. Приказываю полкам изготовиться к бою.

Перебежки вражеских солдат учащаются. Но, странное дело, со стороны противника ни единого выстрела. Удивляемся, смелеем и вскоре совсем перестаем опасаться. Танки подгоняем к каналу метров на сто и открыто идем к саперам Банашека, сообщившего, что мост есть, но его куда-то убрали. Неприятно шагать по дороге, зная, что в любую секунду враг может ударить из пулеметов. Огня же нет — Банашек и саперы у самого канала действуют открыто.
— Вот и мост, — показывает лейтенант на толстую плиту в противоположном забетонированном берегу. — Только как его вытащить?

Конечно, для довоенного зоотехника разобраться в устройстве моста дело нелегкое. Он был на той стороне канала, спускался в помещение, куда «нырнул» мост, видел там сложные шестерни, блоки, проверил, не заминировано ли, а вот как механизм пустить в действие — не знает.
— Может, дернуть буксиром? — полушутя предлагает танкист.

Почему и не попробовать? Подгоняем танк, трос крепим за проушину плиты, и машина пятится назад. Проезжая часть моста ложится поперек канала. Пропускаем три бронетранспортера, потом танк. Но только он сходит с плиты, как та опять сползает в свое укрытие.

Лейтенант Банашек готовит стойки, подпорки, подкладки, а когда начинает прилаживать придуманные им конструкции, из, казалось, вымершей деревни выходит пожилой немец и направляется к каналу. Он, не торопясь, здоровается и просит разрешения свести мост.
— Товарищ-камрад, идемте скорее! — Банашек берет немца за локоть. — Почему сразу не пришли?
— В деревне гренадеры были. Ночью они услышали шум ваших танков, перепугались, а на рассвете убежали.

Так вот почему удается «прорвать» передний край укрепленного района без единого выстрела!
Вскоре плита ложится на свое место, и по ней идут без опасения не только машины, но и танки.
В знак благодарности крепко жму руку немцу на прощание. Она такая же грубая, натруженная, как и у наших хлеборобов и у польских крестьян.

Приятную весть шлю Михаилу Алексеевичу Шалину, и сразу же получаю ответ: «Не задерживайтесь! За вами направляем корпуса».

Колонну вытягиваем вдоль улицы: надо выждать, когда канал перейдут тылы отряда и проверить поведение солдат в первой для нас деревне с немецким населением.

От автоматчика комсомольца Феди Приезжева часто приходилось слышать:
«Доберусь до проклятого логова и за все припомню немцам, вот увидите!»

Сержант Приезжев однажды был в разведке. В столкновении с противником его бронетранспортер был подбит, а экипаж машины разбросало сильным взрывом. Тяжелораненый Федор очнулся от крика и одиночных выстрелов. Приоткрыв глаза, он увидел, как гитлеровец из пистолета добивал раненых. Фашист сильно толкнул сержанта сапогом и, признав живым, спокойно произвел выстрел. Пуля обожгла бок, но Федор не шелохнулся. Вскоре подошли наши мотоциклисты и доставили раненого в госпиталь.

Стоим 20 минут. Разведчики, в их числе и Приезжев спокойно сидят в машинах.
За деревней дорогу пробиваем заново, движение колонны медленное. Низко ползут облака, и совсем неожиданно под ними пролетает немецкий самолет. Теперь жди удара, тем более что первоклассные аэродромы рядом, во Франкфурте-на-Одере. Может, задержаться у леса? Нет, только вперед, за нами идут корпуса. Все средства, способные вести огонь по низко летящим самолетам, изготовляем к отражению возможной атаки с воздуха.

Авиация противника не появилась, возможно, враг нашу колонну принял за своих — мы не успели открыть огонь по самолету. Подходим к небольшому городку Лагову. Словно по какой-то случайности, он задержался на перемычке в провале между двух озер. Островерхие дома, крытые красной черепицей, с прилепившимися по бокам балкончиками и верандами, кажутся игрушечными. Из труб синими змейками выползает дымок.

Боевые машины отряда встают в линию по гребню и изготовляются к открытию огня. Бронетранспортеры и «виллисы» с пулеметами по крутому спуску идут вниз. Над башней ратуши поднимается белое полотнище, и, как по сигналу, затрепетались простыни из окон всех домов — знак покорности и сдачи города. Навстречу выходят люди с большим красным полотнищем на шесте и маленькими флажками союзников. Собравшись толпой, они движутся медленно, потом быстрее. Раздаются радостные крики «ура», «виват». Крепкие объятия. Так происходит встреча с оевобожденными из фашистской неволи военнопленными нашей, американской, английской и французской армий. Степенно идут генералы. Советских среди них нет.

На отшибе с белым флажком держатся представители города.
— Войска и фольксштурмисты есть в городе? — вопрос делегации.
— Нет их. Бургомистра, шефа полиции и охрану лагеря пленные убили.
— Фаустпатроны есть у населения?
— Нет, все собраны и лежат у ратуши.
В городе находим только две бочки бензина. Вот и пополняйся горючим за счет противника!

Держим куре на Франкфурт. Но только выходим на шоссе, теряем «тридцатьчетверку». Из придорожного окопа по ней ударил фаустник. Сразу же на танки сажаем десанты, которые прочесывают огнем все подозрительные места.

Голова колонны минует лесок. Впереди километрах в семи Штернберг. С запада шуршат снаряды, рвутся в поле, забрызгивая белый снег черными крошками мерзлой земли. Все происходит как-то быстро: разведчики строчат из автоматов и бегут к кучам навоза, густо разбросанным по полю. Замечаю, что за кучами прячутся вражеские солдаты.
— «Языка» давайте! — кричу Петропавловскому, взявшему на себя команду над спешившимися разведчиками.

Гитлеровцы отстреливаются и бегут в лес.
Приводят пленных.
— Какой части?
— Штаба 5-го горнострелкового корпуса СС.
О таком корпусе прежде не слышал.
— Где он находится?
— По дороге на Франкфурт. Нас послали в разведку. Штаб должен организовать оборону Мезерицкого укрепрайона силами отходящих и свежих частей, которые подойдут с запада.

Штаб, не имеющий войск, в бою беспомощен и неустойчив. Но он способен превратить разрозненные группы в боевые части. Надо скорее деморализовать штаб, а это можно сделать не ударом в лоб, а обходом. Идти отряду на Франкфурт по основной дороге — значит на каждом шагу сталкиваться с противником, преодолевать его заслоны. Лучше сойти с магистрали и создать врагу угрозу выхода в его тыл.

Крутой поворот колонны вправо, и к вечеру отряд останавливается в Грабове и Кемнате, небольших деревушках. Вплотную за нами остановилась 1-я гвардейская танковая бригада. В 4 километрах севернее, в Мальсове, находится 44-я гвардейская танковая бригада, отрезанная от главных сил 11-го гвардейского корпуса. Во все стороны высылаем дозоры, а для установления связи с бригадой полковника Гусаковского — майора Петропавловского. Он вскоре привозит начальника штаба бригады майора А. И. Воробьева.
— Хоть чуть-чуточку дайте горючего для танков, — доложив о положении бригады, просит майор.

Рад, что не только передал требования Военного совета, но и помог бригаде горючим.
Предстоящие действия согласовываем с командиром 1-й гвардейской танковой бригады полковником А.М. Темником.

К Франкфурту выйти с севера и ударить к переправам вдоль берега. Такого маневра противник не ожидает и к отражению его будет не готов — окончательно формулируем план действий бригады.

Усталость свое берет, и в час ночи ложусь вздремнуть. Сквозь сон слышу рев танковых двигателей. Он, подобно гулу волн, то нарастает, и тогда дом мелко дрожит, то становится глуше, откатывается, чтобы через полминуты вновь усилиться.
— Темник уходит! — трясет меня Мусатов. — Вся бригада...

Такая весть ошарашивает. Ведь недавно мы договорились выступать в четыре часа, и вот на тебе! Каким маршрутом пойдет бригада? Темник высказывал желание наступать на Франкфурт с востока, через исторические места — Кунерсдорф, где получил свое первое боевое крещение великий полководец Суворов.
— Поднимайте полки, пойдем и мы, — отдаю распоряжение Мусатову.

На небольшой железнодорожной станции Кляйн-Люббихов захватываем пассажирский поезд. В нем много военнослужащих противника. Одни из них открывают стрельбу, но тут же падают замертво, другие рассыпаются по лесу и превращаются в живые мишени. Третьи более благоразумны, без промедления поднимают руки вверх и кричат: «Гитлер капут!»

От реки Одер нас отделяет всего километров двадцать. Однако отряд дальше двигаться не может: нет горючего. Решаем слить дизельное топливо и бензин в несколько машин и к реке выслать разведывательную группу на танках под командованием майора Петропавловского и два дозора на бронетранспортерах. Не встречая сопротивления, разведчики выходят к Одеру и доносят, что на противоположном берегу противник прикрывает только места летних переправ и мосты, а остальные участки западного берега Одера не заняты. И кроме того, река покрыта льдом, который выдержит все машины, за исключением танков. Налицо благоприятные условия захвата плацдарма с ходу, но отряд не может двинуться с места.

Группа Петропавловского громит вражеский батальон близ Франкфурта, захватывает пленных и 22 исправные машины без горючего. Майор сообщает. что на лес у Кунерсдорфа непрерывно пикируют «юнкерсы» и там все в дыму.

Настраиваемся на волну 1-й гвардейской танковой бригады. Очень тревожные вести: противник зажал бригаду в лесу недалеко от Кунерсдорфа и наносит ей большие потери.
— Наша бригада идет на Геритц. Что есть о противнике на этом направлении? — спрашивает офицер разведки бригады Гусаковского.
— Жмите смело, путь свободен! Наш дозор туда ходил.

Отрадно видеть, как на высоких скоростях уходит бригада. И в то же время обидно, что в бригаде никто не вспомнил вернуть горючее, которое взяли ночью и которое нам так необходимо.

Мезерицкий укрепленный район остается далеко в нашем тылу. Корпуса выходят к Одеру, а бригада гвардии полковника Гусаковского овладевает плацдармом западнее реки. До Берлина остается всего лишь 80 километров. Однако прежде чем их преодолевать, фронту надо обезопасить войска от возможных фланговых ударов противника из Померании.

<< Домой Выше Далее >>

Хостинг от uCoz

Соболев А. М.

Разведка боем. Записки войскового разведчика.

Оглавление

ГЛАВА IV. ОТ ЗАПАДНОГО БУГА ДО ШПРЕЕ

ОПЕРАТИВНЫЕ ПРОСТОРЫ

ГЛАВНОЕ НАПРАВЛЕНИЕ